На карусели воцарилась тишина. Наконец Лёшка сдавленно откашлялся, кто-то шмыгнул носом.
– Клёвая история, – одобрил Антон. – А я знаю ещё одну! Как-то раз один пацан…
Стукнула распахнувшаяся форточка.
– Ле-е-е-ера-а-а-а! – раздался следом протяжный женский крик. – До-о-мо-о-ой!
– Блин блинский!
Лера подскочила, как ужаленная, отряхнула шорты и, подхватив ведро, уже на ходу крикнула своим:
– До завтра!
Засидевшись с шайкой, она вообще забыла о времени. Мама её убьёт.
Пулей взлетев на свой этаж, Лера осторожно открыла дверь в квартиру, заглядывая в тёмный, узкий коридор их двушки. Мама схватила её за руку и рывком втащила в квартиру.
– Где тебя черти носят?!
Лера выдернула руку из цепкой хватки, пожала плечом.
– А я виновата, что мусоропровод заварили?
– Ты мне ещё поговори! Мусор выбросить – пять минут дело, а ты где шлялась?
– Я не шлялась, я с ребятами сидела!
– А с Дюнькой кто будет сидеть? – заорала мама, окончательно выйдя из себя. – Он и так целыми днями один, в пустой квартире!
– И плевать! – крикнула Лера во всю мощь лёгких. – Ты его родила – сама и сиди с ним! Он твой сын, а не мой!
Хлоп.
Звук пощёчины не успел затихнуть, а Лера уже ринулась в свою комнату, так грохнув дверью, что в зале звякнул сервиз. Следом послышались приглушённые, но ещё более разъярённые материны вопли:
– Дрянь такая! Она ещё дверью хлопает! У себя дома хлопать будешь, а тут ничего твоего нету, поняла?! Гадина! Кого я вырастила? Змею подколодную! Помощи никакой!
Лера уже ничего не слышала. Рухнув на тахту, она уткнулась лицом в прохладную подушку и разревелась.
К ней тут же подполз Дюнька, заныл, замычал, тыкая в плечо. Лера оттолкнула его:
– Отвали.
Но брат не отставал. Потоптавшись рядом, он принялся дёргать её за волосы, мыча ещё настойчивее.
– Да отцепись ты! – гаркнула Лера, поднимая от подушки заплаканное лицо.
– У-у-у-у…
Дюнька шлёпнулся на задницу и широко улыбнулся, довольный тем, что на него обратили внимание.
Лера шмыгнула носом. В эту минуту брат бесил её как никогда. Прищурившись, она разглядывала Дюньку, его слюнявый рот, курносый нос, щёки, покрытые веснушками, его светлые волосы, белёсые брови и ресницы, его голубые глаза – всегда широко раскрытые, будто удивлённые. Вообще-то глаза можно было даже назвать красивыми, если бы не взгляд: бессмысленный, рассеянный, как у младенца.