Однажды родители нам объявили, что дедушка Родзянко ждет нас в Новороссийске, куда мы поедем теперь жить. Бабушка Ань последнее время жила с нами в Анапе. До этого она находилась в Киеве у дяди Георгия, тети Тани и ее матери, тети Наташи Яшвиль. После расстрела сына она переехала в Екатеринодар (ныне Краснодар), где уже был проделавший с Деникиным Ледяной поход8 дедушка, а потом приехала к нам в Анапу.
И вот в один прекрасный день мы отправились в еще одно, на этот раз последнее, путешествие по России.
Приехав в Новороссийск переполненный беженцами, осаждавшими порт и заполнившими все гостиницы, мы не смогли нигде найти себе пристанища и вынуждены были удовлетвориться двумя вагонами четвертого и первого класса в железнодорожном депо. Вагон первого класса был предоставлен дедушке, бабушке и их знакомому, некому инженеру Кологривову с женой. Нас же разместили в вагоне четвертого класса. Сколько времени мы прожили в Новороссийске, не могу точно сказать. Но как будто все же целую зиму. Было тепло еще, когда мы выехали из Анапы. Может быть это была теплая осень или же конец лета. Жизнь в вагоне вспоминается мне зимой. Топили чугунку и не позволяли нам вставать, пока не согреется вагон. Это было совсем не по правилам нашей матери, которая никогда нам не позволяла по утрам валяться в кроватях. Нам даже приносили утренний завтрак в постель. Он обычно состоял из бутерброда с салом и стакана горячего молока. Могу себе представить, что переживали наши родители в это смутное время полное неизвестности. Но нам, детям, жилось в вагоне весело и привольно. Либо няня, к которой мы очень привязались, усаживала нас около себя и долго и занятно рассказывала про своих бывших питомцев детей графа Соллогуба, про то, как с ними ездила заграницу в Баден-Баден, в парке говорила с самим «Вильгельмином». Дети были такие красивые, что он «сам подошел к нам и стал расспрашивать, чьи это такие красивые дети», «so hupsch», прибавляла она, щеголяя своим немецким языком. Либо Зеленька с матерью придумывали нам шарады. Наряжали в костюмы, очень удачно сделанные из ничего, превращая нас в актеров. Зрителями были родители, бабушка и дедушка, а в последствии еще подъехавшие в Новороссийск наши двоюродные Мейендорфы с тетей Катрусей. Появился потом неизвестно откуда дядя Сережа Родзянко. Где в это время была его семья – не ясно. Их я почему-то не помню в момент отъезда из Новороссийска. Зима была холодная, стоял сильный мороз и дул норд-ост. Помню отца, возвращавшегося из города, куда он ходил по всяким делам, с сосульками на бороде и на ресницах, всего запорошенного снегом. Бедному же нашему дедушке совсем плохо пришлось из-за норд-оста. Этот жестокий ветер его повалил, и он сломал себе руку. Наложили гипс, который сняли только, когда мы приехали в Югославию. Тогда она еще была Сербией.