Но кем возомнил себя этот раб! – невольно взгляды послов наслаждались прекрасными росписями княжеских палат – как богато устроил он свой кремль, сколько вкуса и изящества во всем этом великолепии, созданном, без сомнения, европейскими мастерами3; и всё это – на деньги их божественного хана?!
Въезжая в Кремль послы заметили, эту бросающуюся в глаза роскошь новой изменившейся Москвы: Грановитая палата, Успенский собор; сам двор Московского Кремля – восхищал, и заставлял уважать того, кому это все принадлежало. И он – кому всё это принадлежало – спокойно сидел на своем троне, и взгляд его смотрел на послов совсем не так, как должен смотреть раб. И невольный страх охватил послов: они почувствовали себя волками, вместо овчарни ворвавшиеся на псарню.
Да, все это – и Кремль и соборы и палаты, и пушки и армия – все было построено и создано на «ханские деньги». Великий князь Иван III Васильевич перестал платить Орде. Не ему – «собирателю земли русской» – бояться и кормить издыхающего волка. Это был вызов. Решение далось не сразу. Жива была память о его славном деде, Дмитрии Ивановиче Донском, решившем не платить Токтамышу. Сто лет как тому минуло. И живы те, кто помнил, что последовало за отказом – Токтамыш сжег Москву.
Но признали Москву своей владычицей Тверь и Рязань, Ярославль и Ростов, Псков и Вятка. И Новгород; 600 лет свободный и независимый – Новгород склонил гордую голову – назвал Московского князя своим государем.
Затихла и степь – Крымский хан Менгли-Гирей теперь друг и союзник Москвы, и брат4 Великому князю Иоанну. Всё – что к югу от Калуги и до Путивля – всё южное поочье, всё было присоединено Русью благодаря этому союзу.
Остались Литва и Орда – вечные непримиримые противники Руси. Запад и Восток – подобно тискам они сжимали Русь, и много сил требовалось сдерживать эти тиски, не дать им сомкнуться и раздавить Москву.
И вот он, новый царь, возмечтавший вернуть времена батыевы. Он прислал своих послов, он ждет покорности и смирения…
– Твой царь и повелитель, Великий хан Большой Орды, Ахмат вручает тебе басму и требует положенной дани, – чуть сдерживая дрожь в голосе, величественно произнес посол и передал стоявшему возле боярину деревянную доску с изображением хана. Боярин с почтение поднес басму Великому князю.
Иван III Васильевич поднялся, он был высок и строен. Не сразу он взял доску с портретом, какое-то время он пристально смотрел в лицо посла. Посол не выдержал, отвел взгляд. Чуть заметная улыбка презрения тронула лицо Великого князя. Он взял у боярина басму.