. В том же ключе Ричард Рив настаивает на том, что Путин пытается «снова сделать Россию великой державой, [а Сирия – это] театр для испытания [российской] военной техники и доктрины»
50. Вмешательство России в сирийский конфликт, заключает Рив, «посылает остальному миру сигнал о том, что Россия – эффективный, современный военный игрок»
51, сигнал, который миру предстоит либо проигнорировать, либо отнестись к нему серьезно.
1.2.2. Как западные политологи обычно трактуют понятие «great power»
В академическом дискурсе понятие great power также не имеет какого-то единого определения. Тем не менее оно, как правило, связано с неким привилегированным статусом в международной системе. Точное значение и последствия обладания этим статусом варьируются в различных теориях международных отношений. Общим для всех является то, что великая держава проводит внешнюю политику, имеющую глобальные последствия, и при этом разделяет некоторое общее понимание международного порядка с другими могущественными акторами. Несмотря на то что почти каждая теория международных отношений способна что-либо сообщить о великих державах, больше всего внимания им традиционно уделяют неореалисты и представители английской школы теории международных отношений.
Для неореалистов великие державы – это самые важные международные акторы, а значит, когда речь идет о конфигурации международного порядка, только они и имеют значение52. Поэтому теория баланса сил, этот излюбленный инструмент неореалистов, имеет сильный великодержавный уклон, что становится особенно очевидным в Теории международной политики Кеннета Уолтца, где количество великих держав в международной системе определяет политический контекст для всех остальных ее членов53. Неореалисты обычно оправдывают этот перекос, утверждая, что более мелкие и менее могущественные государства просто не обладают достаточным потенциалом, чтобы изменить что-либо на системном уровне, и, следовательно, не заслуживают внимания ученых, когда речь идет о глобальном балансе сил.
Для английской школы великие державы – это члены эксклюзивного клуба могущественных государств, которые (1) обладают особыми правами и обязанностями и (2) совместно управляют международным порядком. То есть они выполняют институциональную функцию в рамках того, что Хедли Булл называл «международным обществом», определяемым как «совокупность независимых политических сообществ, объединенных общими правилами и институтами, а также связями и регулярными контактами»