Образ Крылова – баснописца, моралиста и завсегдатая аристократических салонов – настолько не вязался с образом картежного хищника, промышляющего по ярмаркам, что на этой почве возник анекдот. М. П. Погодин запишет его со слов Гнедича 23 октября 1831 года:
– Чей это портрет? – Крылова. – Какого Крылова? – Да это первый наш литератор, Иван Андреевич. – Что вы! Он, кажется, пишет только мелом на зеленом столе199.
Комический эффект здесь рождается из абсурдности: в то время всякому образованному человеку уже было известно, что Иван Андреевич Крылов – не кто иной как «первый наш литератор», и только немногие представляли себе иную сторону его личности.
По-видимому, именно в те годы, когда он пользовался милостями Голицына, его воззрения на литературу и собственные стратегии на этом поле претерпели серьезную трансформацию200. Результатом этого скрытого от посторонних глаз процесса стало внезапное, поражавшее многих современников появление в середине 1800‑х годов практически нового драматурга и поэта, мало чем напоминавшего прежнего Ивана Крылова. В 1805 году он работает над комедией «Модная лавка» и пишет басни «Дуб и Трость», «Разборчивая Невеста», «Старик и трое Молодых» – первые образцы того жанра, который со временем станет основой его благополучия и славы.
8
Возвращение в столицу. – Типография Императорского театра
С начала 1806 года Крылов поселяется в Петербурге. На тот момент он уже, очевидно, располагал средствами, позволявшими вести образ жизни comme il faut. Первый известный его адрес – съемная квартира в большом доходном доме Гонаропуло (Попова) у Синего моста, где его соседом был глава Театральной дирекции князь А. А. Шаховской201. Приятельским отношениям с ним Крылов был обязан стремительным возвращением в театральный мир.
Постановки в июле 1806 года «Модной лавки», а в декабре – комической оперы «Илья Богатырь», написанной по заказу Театральной дирекции, несомненно, принесли ему не только славу, но и некоторый доход, однако это были лишь разовые заработки. Деньги, между тем, быстро обесценивались202, и Крылов вложил средства, которыми пока располагал, в дело. Так поступали расчетливые игроки, желавшие сохранить и преумножить свой выигрыш, в частности Мартынов, который в результате превратился в крупного откупщика. Крылов же рискнул вернуться к коммерческому опыту 1790‑х годов и вошел в число пайщиков новой типографии.