.
Заметим, что, выпрашивая дополнительные деньги, Оленин вынес за скобки всем известную выгодную сделку со Смирдиным. Его письмо сосредоточено на отношениях между баснописцем и государством. В ход идет не только старый, проверенный аргумент о некоей природной беспечности поэта, не только соображения здоровья, но и недавно сформулированные новые резоны – Крылову особенно благоволит государь, слава Крылова есть слава России. Красноречие директора библиотеки не возымело успеха, дополнительных выплат его подопечный не получил, но в тот момент в движение уже пришли масштабные процессы, менявшие идеологический ландшафт эпохи.
Во второй половине царствования Александра I попытка идеологического конструирования, в основе которой лежал метафизический наднациональный легитимизм, зашла в тупик. Потрясение 14 декабря вывело на первый план принципиально новую политическую задачу – охватить общими идеологическими представлениями максимально широкие слои населения, прежде всего грамотного. Наконец, обострение противостояния с Западом в 1830–1831 годах впервые после войны 1812 года предъявило запрос на идеологию, которая бы четко обособляла Россию и убедительно обосновывала ее превосходство.
Между тем еще на рубеже 1800–1810‑х годов в ходе идейных и эстетических поисков оленинского круга297 были намечены контуры концепции национального характера, художественным воплощением которой стали басни Крылова. Однако в эпоху официального мистицизма этот идейный комплекс оставался невостребованным. Характерно, что весной 1824 года, испрашивая у Александра I солидную сумму на издание басен, Оленин подчеркивал лишь, что Крылов
был всегда тверд в образе своих мыслей о необходимости и пользе чистой нравственности и отвращении <…> от вольнодумства, что доказывается всеми его баснями и негодованием, за то ему изъявленным в недавнем времени «Парижским журналом»298.
В начале же 1830‑х годов, когда во главу угла выдвинулась прагматика национального характера и потребность в социальной дидактике, крыловские басни стали подлинной находкой. К тому времени они в ходе литературных дискуссий уже были признаны эталоном народности299. Идея искоренения зол и недостатков путем исправления нравов вполне могла послужить патриархальной альтернативой вредоносному революционному духу, а творчество Крылова – инструментом для воспитания и наставления в консервативном духе всего народа, от дворянских отпрысков до грамотных простолюдинов. Сам же баснописец неожиданно оказался фигурой, идеально подходящей для