– Дедушка, почему ты замыкаешь дверь? Я хочу посмотреть на каску.
– Нельзя, миленький.
– А зачем нельзя? Я теперь хочу.
– Нельзя.
– Нет, скажи, зачем нельзя?
– После завтрака там спит Баба-яга, – говорит дед.
– Это неправда, – тоненьким голоском вмешивается Зайка. Баба-яга была ее специальностью. – Баба-яга спит дома.
– Где ее дом? – спрашиваю я, потому что хочу еще раз послушать сказку, которую я слышал уже раз сто.
– На болоте.
– А вот и неправда, – говорит сестра. – Она живет в лесу, в избушке.
– Не рассказывай, Зайка, пусть дедушка.
– Много лет назад, – начинает дедушка, но Зайка расстраивается. Дети не позволяют изменять текст.
– Да, да, – говорит дедушка, – живет она с Дедой-ягой…
– Неправда, неправда! – кричим мы в один голос. – Никакого Деда-яги нет. Глупости!
– Как нет? – удивляется дедушка. – Я сам его видел.
Это сказано так авторитетно, что мы только рты разинули.
– Где? Где ты его видел?
– Он тоже приходит сюда с женой, – говорит дедушка.
С тех пор Дед-яга не давал мне покоя, и я решил как-нибудь исхитриться и увидеть его. Для этого я как-то после завтрака незаметно проскользнул в таинственную комнату и спрятался под диван. Но, проделав все это, я испугался и уже собирался убежать, когда щелкнул замок и отступление уже было невозможно.
Я лежал, полумертвый от страха, но кругом все было тихо. Я осторожно выглянул из своей засады – комната была пуста. Слава Богу. Дед-яга сегодня не придет. Я вылез из-под дивана и направился к окну. Передо мной был маленький садик, окруженный высокими стенами. В середине росли георгины, окруженные резедой, несколько березок, кусты жасмина и деревянная некрашеная скамья. Жирный тигровый кот, припав животом к земле, осторожно, ползком подкрадывался к воробью. И вдруг я чуть не умер от страха – калитка открылась, и в садик вошел Дед-яга, старый-престарый, древний, сгорбленный, со слезящимися, невидящими глазами, с тощей серенькой бородкой. Голова его тряслась, пока он шел маленькими шажками, всем телом тяжело упираясь на палку. И мой страх сменился глубокой жалостью. Он смотрел прямо перед собой, ни на что не обращая внимания. Он сел на скамью, на солнышке.
– Ты что тут делаешь? – раздался за моей спиной сердитый голос деда, и он вывел меня из комнаты.
Много лет спустя я от бывшего плац-майора крепости, тогда уже давно на покое доживавшего свой век, узнал, кто был этот беспомощный старик. Лет шестьдесят тому назад, в последние годы царствования Екатерины, был доставлен в крепость юный безымянный арестант, которого, как значилось в бумаге, повелено содержать «впредь до Именного Указа пристойно и в довольстве, не чиня никаких препятствий». Это и был мой Дед-яга; имя его никому не было известно. Суммы на его содержание отпускались из личных средств Государя. Дед несколько раз «докучал» Императору, напоминая о нем, но всегда получал в ответ: «Брось! Выпустить его нельзя».