Птица споткнулся об эту мысль, свел брови к переносице и, забравшись с ногами на табуретку, неудобно прислонился спиной к жестким ребрам батареи. По старому облупленному карнизу подоконника продолжал барабанить дождь. Птица в апрельских потемках крутился от мысли к мысли, а его сердце колотилось о грудную клетку. Он ни черта не понимал. Образы, казалось, терялись на полпути, странно блуждали между книжными стеллажами его памяти, а он, как ни старался, никак не мог прочитать ни одного названия на корешках вспоминательных книг. «Походу, механик мне неплохо вмазал», – мелькнула у него догадка. Пора было спасать лицо холодом, а гудящую голову – сном.
Первое ледяное прикосновение куриной тушки к лицу проникло под кожу новокаином, заморозило, притупило расцветающий синяк. Птица поморщился, так и продолжая скрючившись сидеть на табуретке, пока курица, размораживаясь, не начала капать и опять портить его джинсы. Он немного потерпел, прикрывая глаза, а затем отнял от лица тушку, мысленно прикидывая, сколько дней у него получится питаться этой курицей и не покупать вредную, но такую любимую китайскую лапшу с экстраострыми приправами.
«Завтра сделаю суп, а потом остатки можно пожарить и навернуть шаурмы», – рассеянно думал он. Да, это звучало как рабочий план. Птица отправил куриную тушку морозиться дальше, а сам побрел в комнату, чтобы наконец упасть на кровать, завернуться в одеяльно-подушечный кокон и совсем чуть-чуть пожалеть себя и свой дурной язык, который в очередной раз не удержался и что-то ляпнул перед сомнительными незнакомцами.
Пуховое одеяло заглушало ливень за окном, погружало в защитный вакуум, и Птица не заметил, как начал засыпать куда раньше привычного времени. Его скула ныла, наливаясь фиолетовым синяком. Хотелось угнездиться поудобнее и перевернуться на другой бок, но перспектива впечататься пострадавшим лицом в подушку его не воодушевляла. Сквозь дрему он недовольно посапывал, сворачивался улиткой, поджимая ноги. Голова у него кружилась вертолетами. Уже проваливаясь в сон, он смутно подумал, что так после удара не должно звенеть в мозгу, но и эту мысль додумать не удалось – он уснул.
Его сны почему-то пахли сигаретным дымом и мокрым асфальтом после осеннего ливня. Он снова очутился в облаках – на этот раз пушистых и белых. Они забавно пружинили под его ногами, как будто он пытался ровно и четко вышагивать по батуту, но вместо этого подпрыгивал.