– Тут ехать пять минут, а парковаться полчаса, – прокомментировал Стрельников попытки Пустовалова высмотреть подходящее место для швартовки своей «баржи». – Вот именно поэтому я и не вожу.
Пустовалов промолчал в ответ. Привычным быстрым шагом они подошли к металлическим воротам, на которых блестела покрашенная серебрянкой большая эмблема – крылатое колесо. Рядом с воротами виднелась небольшая синяя будочка с белой дверью с табличкой: «Режимная территория. Предъяви пропуск!», куда и направились Стрельников с Пустоваловым. Охранник на проходной оторвал взгляд от монитора, встал в полный рост и приложил ладонь к козырьку фуражки.
– Доброе утро!
– Кому-то доброе, а кому-то работать надо.
Несмотря на ранний час, работа в депо уже шла полным ходом: по веерным путям сновал туда-сюда неуклюжий оранжевый «Унимог» на рельсовом ходу, расставляя вагоны в крытом ангаре производственного корпуса.
Как бы нехотя Стрельников повернул голову в сторону подъездного пути, где в тупике ржавело несколько старых вагонов. Один из них был ему особенно дорог. Это был гранёный оранжевый с белым головной вагон типа «И», на котором Стрельников сам ездил много лет назад, ещё в Москве. Двадцать или тридцать… Казалось, это было в прошлой жизни. По окончании испытаний поезд списали, не зная, что с ним делать. В результате он мотался, как неприкаянный, много лет простояв за ненадобностью сначала в депо «Сокол», потом в «Красной Пресне», часть вагонов порезали, но несколько остались в качестве сараев или тренажёров для ремонтников. И когда строили метро здесь, то из Москвы и Питера отправили огромное количество старой техники, пока что исправной, но уже никому не нужной. Вот и этот вагон, за который любой железнодорожный музей душу бы отдал, отогнали в дальний угол депо и использовали как склад для инструментов, не найдя ему лучшего применения. А потом, по мере того как открытие метрополитена приближалось, город получал всё больше техники, и для бесполезной, пусть и уникальной машины не осталось места. Многострадальный вагон буквально выбросили на улицу, выставив в тупик за стенами депо. Возглавив строящийся метрополитен, Стрельников с удивлением обнаружил здесь своего «старого знакомого».
Появись Олег Михайлович здесь чуть раньше, он бы принял меры к сохранению раритета, дорогого ему как память. Но сейчас, похоже, сохранять уже было нечего. С нескрываемой грустью он смотрел, как день за днём столь дорогой ему вагон превращался в груду ржавого хлама. Состояние вагона как нельзя лучше подчёркивало, что место для строительства депо было выбрано не самое удачное – на отшибе огромного и неблагополучного жилого района. Сначала местная шпана разбила окна, потом на выцветшей и облупившейся краске появились граффити. Видимо, вагон облюбовали бомжи или наркоманы, и с каждым днём возле него скапливалось всё больше мусора и следов костра. Но вагон, хоть и разукомплектованный и напоминавший скелет, ещё стоял на собственных тележках, да и автосцепки были на месте, и поэтому его теоретически, при большом желании, можно было привести в движение и отбуксировать в более надёжное место. Другое дело, что перед ним в том же тупике стояло ещё несколько ржавеющих остовов, и для вызволения драгоценного «типа И» потребовалось бы как минимум несколько единиц тяжёлой техники, включая пару подъёмных кранов и бульдозер. Своими силами и средствами обеспечить эвакуацию вагона Стрельников не мог, и всё, что ему оставалось делать – это заинтересовать московское или питерское начальство. Олег Михайлович уже намекал Пустовалову на необходимость сохранения этого агрегата для потомков, но единственный ответ, который он получил от Адмирала, был предельно кратким и ясным: «Оживлением трупов не занимаемся». А как знают все люди, кому небезразличен транспорт, нет повести печальнее на свете, чем повесть о порезке ржавого вагона.