Скрип открывающейся двери отвлёк меня от тщетных попыток осмыслить происходящее. В комнату пожаловали два типа, одетые так же странно, как и я (уж буду так о себе). Ну вот, похоже, сейчас всё и разъяснится.
Тот, что повыше, был в замшевых сапожках, бесформенных штанах, сером жилете поверх зелёной рубахи и в тирольской шляпе с пером. Второй был лыс, в домашних тапочках, полосатых брюках и длиннополом рубище, подпоясанном толстой верёвкой. Бременские музыканты какие-то, честное слово. Оба неопределённого возраста, им можно было дать и тридцать пять, и сорок, и сорок пять, но явно не старше пятидесяти. Остановились у порога и с любопытством рассматривали меня, а я соответственно, глазел на них. Наконец который повыше спросил другого:
– Как думаете, Мастер, получилось?
– Вне всяких сомнений, Великий Инспектор.
– А мы проверим, – таинственный инспектор снял свою дурацкую шляпу, небрежно бросил её на каминную полку, и сказал кому-то: – Вернитесь в кресло, брат Кадош.
К моему удивлению тело, которое я легкомысленно посчитал уже своим, бодро протопало к центру комнаты и уселось на место, в крепкое кресло с высокой спинкой, больше похожее на некий трон. Кресло было из тёмного дерева, жёстким и очень тяжёлым – даже не шелохнулось под весом седока.
– Какие ощущения, Рыцарь? – инспектор с любопытством рассматривал меня.
– Нормальные, Великий Инспектор. Он мне не мешает, – голос моего тела оказался густым и сочным баритоном, уверенным и с нотками властности. Только вот болтало это тело само по себе, без моего участия. А я даже возмутиться не смог.
– Если позволите, Великий Инспектор, – лысый чуть выступил вперёд, а его спутник вальяжно плеснул ручкой (говори, мол). – Он сейчас совершенно аморфен, даже общаться самостоятельно не в состоянии. Только с вашего разрешения.
– Хм… вот именно такой он мне, собственно, не нужен. Как быстро он сможет восстановиться?
– Всё зависит от интенсивности подпитки. Доноры уже подготовлены, только прикажите, – лысый благостно сложил ручки на животе, разглядывая сидящую в кресле особь, как скульптор свежее изваяние.
Инспектор будто пропустил всё мимо ушей, уставившись на череп замершего в кресле человека. Спросил вдруг:
– Марк, ты меня слышишь?
Ого… Давненько меня не тревожили таким вопросом. Очень давно. Если не изменяет память, то крайний раз меня спрашивали об этом в 1920-м. Именно так, и именно таким, знакомым до ностальгии образом – приглашая к мысленному диалогу. Даже ситуация была примерно схожей. Поразмызлив, что бы это могло значить, но так и не найдя ответа, я решил довериться интуиции и мысленно же ответил: