трубку дать?» и продолжил:
– Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.
Женский голос нетерпеливо повторил «ты не представился!», с чем Кира невольно согласилась: кому перезванивать-то?
– Хорошо, но кому? – спросила она.
– Эм… Это его сын.
– Хорошо, сейчас передам.
– Спасибо! – быстро сказал он и резко повесил трубку.
Кира снова пожала плечами. Она негромко постучалась в комнату отца, приоткрыла дверь и обратилась к Марку:
– Я прошу прощения, но, – начала она, приподняв вверх телефон, – вас искал сын. Говорит, до вас не дозвониться.
На лице Марка отразился ужас: он хлопнул ладонью по карману брюк; поняв, что телефон не был потерян, он быстро вытащил его, пролепетал «почему он выключен?», сказал Кире «спасибо», кинув на неё такой благодарный взгляд, как будто бы она спасла его от банкротства, бросил другу «извини, я на момент» и, внимательно смотря на экран включающегося телефона, вышел. Кира прикрыла дверь комнаты и, почти сразу же забыв про этот звонок, продолжила неторопливое утро своего выходного дня.
***
Когда умер её отец, она поняла, что, сколько ни готовься, к такому удару невозможно было быть готовой. Она помнила, как плакала и обнималась сначала с мамой, затем с тётей – как они кому-то звонили, кого-то вызывали, опять плакали, пытались понять, что нужно было делать дальше, и обхватывали голову руками; только к позднему вечеру они, тяжело опустившись на диван, решили, что сделали всё, что в таких случаях полагалось делать.
Похороны были назначены на третий день, и только через два дня они, почти побелев, вспомнили, что не сообщили новость Марку. Её мама нашла в телефоне мужа его номер, позвонила и рассказала ему о смерти друга и о дате похорон.
По прошествии нескольких недель – после спутанных дней, полных соболезнований, вязкого тумана мыслей и решения бытовых неурядиц – тётя позвала их на семейный совет. Она озвучила то, с чем Кире и её маме было неудобно согласиться, и начала требовать от них план действий по кардинальному изменению своих жизней. Она напомнила племяннице о её намерении переехать в город, а сестре – о желании продать дом, с которым и до этого не было связано ничего чрезвычайно счастливого, а после смерти мужа – и подавно. Кира и её мама нехотя сопротивлялись, говоря, что ещё было слишком рано, и что такие крупные планы требовали не одного вечера обсуждений; тётя была неумолима и слово за слово посадила им в головы ростки осознания необходимости и неизбежности больших изменений, которые нужно было начать именно здесь и обязательно сейчас. Обсуждая планы будущей жизни, мама и тётя бо́льшую часть внимания уделяли Кире – как самой молодой, ещё не жившей самостоятельно и, по их словам, засидевшейся с двумя тётушками в богом заброшенном месте.