Тритон и Саламандра - страница 12

Шрифт
Интервал


Когда Сонгала вынырнула из безвременья, оказалось, что уже далеко за полдень, что она сидит на измятой простыне, а все остальные постельные принадлежности сдвинуты в угол кровати, что она совершенно голая и абсолютное, бесконечное наслаждение тает в её теле сладкими воспоминаниями, и что мастер-поэт-тритон и кто там он ещё? застёгивает последнюю пуговку своей светло-зелёной рубашки и взгляд у него по-прежнему ускользающий. А потом он уходит, оставив на память свои вирши, сказав: это копии, почитайте, если вам интересно. – А как же кран? – А что кран? будет работать. – Ну, а если претензии? Куда позвонить? – Звоните на фирму.

И закрывается тяжёлая дверь, и накатывает обида и горький смех и: что же это было? Как вечный вопрос недоумевающих женщин: как он мог уйти? И кто это на самом деле? Что за древнего бога впустил ты, мой коврик из Греции, Цербер, лежащий у порога? И как он узнал, в каком обличье явиться ко мне? Откуда, о боги? Неужели то, что погребено в недрах сознания, явственно для посвящённых, для видящих, для знающих о нас то, во что мы сами не верим?

А теперь скажи мне, о Клеопатра, какой огонь горел в тебе, зажигая сердца Цезаря, затем Антония, заставляющий рассказывать легенды о тебе, царица Нильской ночи? Мы знаем – ты и я, что женщина есть загадка, которую мужчина не в силах разгадать, ибо она связана с бесконечной бездной. Теперь бездна, побеждённая одним странным созданием, рыдает во мне – неужели я его никогда больше не увижу? Впору утопиться с ванной. Но я из тех, кого вода поддерживает. Тогда хотя бы окунуться в его воду… но ванна пустая и суха, как старый колодец.

Прости меня, водная стихия, за оскорбление тебя бранными словами. Вчера я назвала тебя прибежищем крокодилов, и вот возмездие поставило меня на место. Нельзя сказать, что прошлое – это другая, навсегда ушедшая реальность. Ещё вчера мне казалось, что одиночество, ставшее авангардом, способно вести за собой наши устремления, что оно оставляет воспоминания, как тела погибших на поле брани, пусть им клюют глаза вороны, нам нет до них дела. Ведь и нас кто-то забыл – думали мы, но оказалось – забвения нет, и память в самый точный момент поднимает своё копьё, чтобы приблизить к сердцу. Щит независимого одиночества – бумажный, и нет оружия против себя самого, ибо странную власть над нами имеют картины прошлого. И для женщины, стоящей у края, вода имеет огромное значение. Но теперь хватит!