Однако хватило полугода, чтобы собрать мобильную группу – не террористов-ассасинов, уродливых детей Иблиса, и не гангстеров, а воинов, молчаливых и собранных мужиков, у каждого из которых имелся неоплаченный счет к «старой доброй Англии».
Шон Килкенни – рыжий ирландец, Виджай – смуглый индиец, Саид – араб… «Полный интернационал!» – как выразился Ахмет.
Сейчас, по первому сигналу Хазима, соберется полсотни бойцов, вооруженных и готовых на всё. Но этого мало.
Нужна разведка и боевая фосфорорганика – та самая, что вырывалась из мин, падавших на мечеть в Сребренице.
– Хазим, – тихонько сказал Ахмет, незаметно осмотревшись. – Не смотри так на дворец, нам его не взять. Можно, конечно, обстрелять самодельными ракетами, или сбросить пару бомб с лёгенькой «Сессны», а толку? Этот Букингемский сарай слишком велик, чтобы разом покончить и с Елизаветой, и со сворой принцев… Сколько их там… Филипп, Чарльз, Эндрю, Эдвард, Ричард, Майкл! Да и принцесс до кучи…
Посопев, Татаревич заговорил, ворчливо и чуток натужно:
– Ахмет, ты скучаешь по своей России?
– Я кавказец, Хазим. Горец, – улыбнулся Бехоев. – И скучаю по горам, по их воздуху и тишине…
– А сюда тебя как занесло? Я никогда об этом не спрашивал…
Ахмет помолчал.
– У русских в ходу такое присловье: «Англичанка гадит»… – медленно проговорил он. – Когда на Кавказе было неспокойно, британцы пакостили, как могли. Подкидывали тамошним бандосам оружие и деньги – подбрасывали дровишек в огонь войны. Но куда больше было тихих врагов – днем они улыбались русским солдатам, а ночью доставали припрятанные винтовки… Вот эти «тихие», уважаемые люди, изнасиловали и убили мою сестру. Я выследил их всех, и зарезал, как баранов! Тем самым ножом, который всадили сестричке под сердце. Вот и пришлось бежать, ведь милиция не признаёт закон гор…
Хазим понятливо кивнул. Поднял голову и уставился на Букингемский дворец.
Говорят, ненависть – это перегной страха. Может быть.
Вот только он пережил свой страх. Ах, как он боялся, что его деток заденет чужеземная отрава! Как тискал холодеющее тельце Амиры! Как плакал, глядя в мертвые глаза Гайды, когда-то игривые, смеющиеся, счастливые!
Татаревич сжал мозолистые кулаки.
«Убить! – рвалась неистовая мысль. – Убить Виндзоров!»