Адмирал вывел на экран схему дислокации трофейных кораблей. Россыпь серых точек, обозначавших подбитые суда, выглядела внушительно. Но Дессе прекрасно понимал – это обманчивое впечатление. Многие корабли были покалечены настолько, что проще построить новые, чем восстанавливать их. А те, что уцелели – представляли собой гигантские бесполезные грузы без экипажей.
Ремонты можно провести только на Столичной императорской верфи или на верфях Тульского Промышленного Пояса, которые сейчас находятся под контролем адмирала Самсонова, поэтому недоступны… Дессе прикинул расстояние до ближайших доков, подконтрольных Коалиции. Выходило, что тащить искалеченные корабли предстояло через половину Империи, рискуя нарваться на засады мятежников. А уж о ремонте на вражеской территории не могло быть и речи.
– И главное, у нас на данный момент даже нет технических возможностей и столько людей, чтобы охранять десятки тысяч захваченных «моряков» и солдат штурмовых подразделений неприятеля, – Адмирал с тоской посмотрел на цифры, обозначавшие число пленных. Эти толпы надо было где-то разместить, кормить, лечить, охранять. А людей едва хватало на боевые корабли и гарнизоны баз. Каждый солдат или космоматрос на счету, не говоря уж об офицерах.
– Перед нами предатели и отступники, – сурово сказал на это Птолемей Граус. – Если мы их отпустим, то многие из сегодняшних пленных снова присоединятся к Самсонову. Если оставим без должной охраны, они обязательно сбегут… Что вы сами думаете по этому поводу, адмирал?
Дессе посмотрел в глаза первому министру и внутренне содрогнулся. В них полыхал холодный расчет, не знающий ни жалости, ни колебаний. Сейчас перед ним был не государственный муж и даже не военачальник, а палач, готовый принести тысячи жизней на алтарь победы.
– Лично у меня не повернется язык, приказать расстрелять всех этих несчастных, – честно ответил Павел Петрович Дессе. – Большинство из них – бывшие офицеры и космоморяки Российской Империи и со многими я знаком лично. Они наши товарищи по оружию, хоть в данный момент и обманутые диктатором Самсоновым.
В его голосе звучала мольба и горечь. Адмирал понимал, что рискует навлечь на себя гнев Птолемея, пойти против воли могущественного и безжалостного царедворца. Но выбора у него не было. Он слишком хорошо знал своих людей, слишком часто смотрел в глаза смерти рядом с нынешними пленниками, чтобы теперь хладнокровно отправить их на бойню.