Я спустилась по лестнице, открыла железную тяжелую дверь и увидела широкий коридор, тускло освещенный одной лампочкой. В коридоре стояли какие-то ящики и коробки. Я осторожно, стараясь ничего не задевать, стала продвигаться и вскоре обнаружила еще одну дверь. О ее существовании свидетельствовала узенька полоска света, которая пробивалась сквозь щель неплотно прикрытой двери.
Я решила открыть дверь полностью. Помещение мастерской Александра Воротникова было небольшим. В отличие от захламленного коридора, в мастерской было убрано. В центре находился мольберт, за которым стоял невысокий и довольно щуплый мужчина в футболке, бриджах и сандалиях на босу ногу. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. У художника была огненно-рыжая пышная шевелюра. Я даже подумала, что он позаимствовал для своих волос искусственную краску, настолько яркими они были. По стенам были развешены картины, причем они разительно отличались по содержанию и технике написания.
На одних полотнах я увидела вполне реалистичные зарисовки. Александр Воротников изобразил наиболее известные виды Тарасова: Ротонду, мост через Волгу, городской сад Липки. Однако другие картины вызывали недоумение, поскольку на них было что-то похожее на геометрические фигуры. Мне вспомнился один фантастический рассказ, в котором один из вымышленных миров населяли существа в виде цилиндров и треугольников. Вот нечто похожее было и на этих творениях живописца.
Между тем, Александр Воротников, видимо, уже заметил меня. Он вопросительно посмотрел на меня.
– Здравствуйте, – сказала я и шагнула в мастерскую.
– Я не пишу портреты, – отрывисто сказал Александр Воротников.
– Вы – Александр Николаевич Воротников? – решила я уточнить на всякий случай.
– Да, это я. Но я не…
– Нет, я не за портретом, – поспешила я заверить Воротникова. – Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, и я провожу расследование по поводу убийства Владислава Митропольского. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Ладно, проходите, – пригласил Александр Воротников.
Я вошла в помещение и огляделась.
– Можете расположиться на диване, – сказал Воротников.
Я увидела у одной из стен старый, еще советского производства, диван-раскладушку. Впрочем, диван находился в хорошем состоянии, несмотря на прошедшие годы. И обивка сохранилась, и даже пружины не торчали наружу.