Прохождение тундры. История и гендер на Дальнем Востоке России - страница 8

Шрифт
Интервал


Название книги отсылает к двум разным, но пересекающимся формам знания, на которых во многом основывается мой проект4. Во-первых, важную роль здесь играют принятые у коряков культурные практики кочевья и передвижения, так как они демонстрируют формы сообщества и социального взаимопонимания с точки зрения различий и изменений. Во-вторых, следуя за передвижениями коряков и рассматривая их жизнь с этой точки зрения, я использую их рассказы как пути прохождения, позволяющие показать социальные процессы в разных, уникальных ракурсах в контексте перемен.

Почти все знакомые мне корякские женщины и мужчины много путешествовали; жизнь коряков – это жизнь в движении. Сестры и братья, тети и дяди, родители и друзья путешествуют, чтобы повидаться с родственниками, друзьями, близкими и любимыми. Люди путешествуют, чтобы обменяться новостями; они посещают места, где когда-то жили члены их семей и где люди не задерживались надолго. Жизнь коряков устроена так, что в ней путешествует всё: животные, люди, души и духи. Множество дорог пересекает пространство множеством способов. Передвижения пешком, верхом и на лодках размывают границы, которые никогда не бывают стабильными, но постоянно меняются. Пути прохождения зависят от сезона: оттепель превращает ледовые пути в непроходимые реки, а ветер закрывает проход, задувая снегом и мусором просеки и чащи. Кроме того, как говорили мне многие коряки, кочевье – это принятый в их культуре способ выживания. В северной тундре самосознание многих коряков начиналось с понимания того, что они живут не только за счет оленей, но и вместе с ними. По словам коряков, вместе с оленями они путешествуют по обширным открытым пространствам северной Камчатки, где есть кочки и болота, извилистые реки и открытые плато. Будучи оленеводами, они заботятся о животных, которые, в свою очередь, заботятся о них.

Оказавшись на северо-восточном побережье, я поначалу была сбита с толку количеством передвижений, которые мне пришлось совершить самой и которые совершались другими. Меня это раздражало, так как почти во всех этнографических трудах, которые я читала об этом регионе, подчеркивалась важность территориальной ограниченности местных культур и стабильности культурных стилей. Однако на северо-восточном побережье Камчатки я обнаружила разнообразие стилей и полное отсутствие однородности. Как правило, понимание культур коренных народов российского Севера и Дальнего Востока основывается на понятиях стабильности и культурной конгруэнтности, при которых возникновение «культуры» обусловлено наличием общей территории и локализованных сообществ. Однако невзирая на провозглашаемую большинством ученых «однородность», коряки по-разному позиционировали себя по отношению к сообществу и традициям, региональной иерархии и социальным изменениям. Таким образом, я пришла к выводу, что «сообщества» коряков лучше всего можно понять в контексте мобильности и сдвигов. Взяв за отправную точку опыт путешествий многих знакомых мне коряков, в этой книге я могу с уверенностью говорить о разнящихся местных контекстах и дилеммах.