Поют ли птицы в царстве мертвых?
Не только. Также пляшут. Но
Свет, прислан из турецкой Порты,
С белилом тусклым заодно.
В шеренгах птицы крестовые,
В затылках их табличный бум.
И дерева, едва живые,
И треплет их озимый шум.
Старуха–Смерть, с клюкой и сумкой,
Всё шепчет под ноги себе.
И некто молод, с тайной думкой,
В цветах положен во гробе.
А за оградой – ковш и слякоть,
И суета пока живых.
…И хочется мне петь и плакать,
И обонять ячменный жмых.
Скажи мне, Господи, кончину
Моих к закату павших дней.
Пусть седина найдет причину
Не стать орудием свиней.
Пусть затхлый опыт не коснется
Моей царевны. В зрак души
Она не раз еще вернется
Одна в непонятой тиши.
И если спросят: ты откуда? –
Она откроет тайный зев,
Пескарь проснется барракудой,
И овном ляжет грозный лев.
И лишь дойдя до края бездны
Она услышит: миру мир!
И в жесте вечно бесполезном
Январь украсит для порфир.
Когда публично девка топчет
Царицы бледной белый плед,
Пот позвоночный каплет в копчик
И грязный оставляет след.
Когда под сводом лезет в сумрак
Еще не стаявший эфир,
Бежит затмение–пенумбра,
Янтарь грызет Принцесса Лир.
Когда, что стало, как навечно,
Как гипс – бесцветья хохлома –
Мой Март ломает бесконечно –
Все говорят: прошла зима!
…И только я один тоскую,
И эпитафии пишу.
И тем нисколько не рискую,
Снега отдав карандашу.