«Именно жутко, а не плохо одетой, – со вздохом думала девушка, собирая в чемодан свои бесформенные платья. – Впрочем, у такой страшилки, как она, даже будь у неё самые красивые платья в мире, всё равно не было ни единого шанса понравиться Высокому лорду».
– Ганнусенька, деточка моя, может ну его отбор ентот! Я про лорда ентого ещё туточки и тамочки поспрашивала, и люди про него та-аакое говорят! Говорят, что душегубец ентот, демоном отмеченный, всего за одну седмицу ещё дюжину девиц сгубил! И все красавицы писаные! Стан тонкий да ладный, волос золотой да шелковистый и при этом чернобровы, белокожи, а глаза, что океяны! Погубит он тебя, Ганнусенька, погубит красавицу мою, как есть погубит! – причитала стоящая рядом кормилица.
Ганхилда улыбнулась и обняла кормилицу. Только эта чистая, добрая душа её и любит, только она о ней и беспокоится.
– Мамушка! Мы же уже обсуждали это с тобой. Преувеличивают люди. Ты же сама говорила, что людям лишь бы баять. К тому же, я у тебя далеко не красавица писаная, и волос у меня не золотой, и брови не так уж и черны, и кожа – не так уже и бела, а глаза мои, мало того, что не океяны, так ещё и за окулярами их попробуй рассмотри. Так что, милая моя мамушка, я в безопасности.
Мамушка на это сначала тяжело вздохнула, а затем, нашла-таки что возразить:
– Но стан, стан-то у тебя стройный да ладный! – победоносно заявила она.
Ганхилда горько хохотнула.
– Мамушка, посмотри на меня и скажи честно, придёт ли кому-нибудь в голову, что под этим, – указала она на свой безразмерный балахон, – скрывается тонкий да ладный стан?
Добрая женщина слишком любила свою девочку, чтобы врать ей.
– Всё одно, пойду в храм и помолюсь за тебя! Всем святым свечки поставлю. Попрошу, чтобы оберегали тебя, моё дитятко! – безапелляционно объявила она. – И ещё к колдовке одной загляну, про какую сказывают, будто бы её обереги от любой напасти могут уберечь!
– Сходи, мамушка, и святых попроси и оберег возьми, – даже не разрешила, а искренне попросила Ганхилда, потому как и у неё самой ёкало сердечко от страха. Да так, что порой такой ужас охватывал, что тошнота к горлу подкатывала и голова кругом шла.
Но потом она подходила к зеркалу, видела своё отражение, и задавалась вопросом: а что она потеряет, если умрёт? Свою никчемную, бесцельную, серую и монотонную жизнь? Так может оно и к лучшему? Уж лучше смерть, чем подобное беспросветное существование! В очередной раз говорила она себе и страх перед путешествием отступал.