Я не хочу, чтобы им пришлось добираться пешком. Мне не удается их обнять. Они исчезают.
Они исчезают.
Я вместе с племянником остаюсь на платформе, ослепленная светом. Восход солнца. Кто-то кричит: «Мужчины с одной стороны, женщины и дети – с другой». Я тяну за собой племянника, ему четырнадцать, он все еще ребенок, пусть и выглядит старше. Но он в Дранси или в поезде завел друзей, немного старше себя, и предпочитает остаться с ними. Я его понимаю, ведь мне девятнадцать, я бы поступила так же! И его мне тоже не удается обнять. «Иди, иди с друзьями, скоро увидимся».
Нас разбивают на группы по пять человек. Каждая шеренга проходит перед солдатами: они сортируют нас, отправляя по одну или по другую сторону воображаемой линии. Меня оставляют идти пешком, остальные забираются в грузовики, даже те, кто не хочет. Я узнаю, что мы находимся в Биркенау, в Польше, и с каждым шагом думаю о Жильбере с папой и о том, как хорошо, что я отправила их на грузовике. Я вижу дым, это, несомненно, заводская труба, к тому же вдалеке можно рассмотреть женщин за работой. Чем ближе мы подходим, тем более странными они мне кажутся: лысые, чрезмерно худые, они напоминают умалишенных. Я пока еще сохраняю здравость ума, и в этот момент спрашиваю себя, не находится ли поблизости лагерь для умалишенных. Они смотрят на нас снизу-вверх, и я отмечаю их потерянные глаза и запавшие глазницы.
Примерно через километр пути мы поворачиваем налево и входим в большое строение. В одной части помещения стоят столы, за ними по двое сидят какие-то женщины и ждут нас. Мы стоим. Женщины приказывают: «Раздевайтесь!». На некоторых из нас еще есть пальто или куртка, на мне остался только шерстяной свитер. Я снимаю его, складываю и опускаю на пол. Schnell! Schnell! Я продолжаю раздеваться, снимаю платье или юбку, уже не помню, и остаюсь в одной комбинации. Я все еще слишком одета, снимаю и комбинацию тоже, оставаясь лишь в нижнем белье. Я – самая младшая из шести сестер, мы все спим в одной комнате, по трое в кровати, но я никогда не видела сестер обнаженными. Так нас воспитала мать. В этот момент во мне еще жива надежда. Но мой мир пошатнулся. Я расстегиваю бюстгальтер, спускаю трусики. Пытаюсь прикрыть лобок одной рукой, а грудь – другой. Я опускаю взгляд, но невольно вижу то, чего и представить себе не могла: груди, нависающие над складками плоти, кожу живота, нависающую над бедрами…