Письма к отцу - страница 19

Шрифт
Интервал


Мне нравилось слышать от консервативных литинститутских преподавателей о том, что нет никакой современной литературы, что все это – пережиток, что последний настоящий поэт – это Борис Рыжий, а все, что сейчас публикуется, – суррогат. Казалось, мы должны выпуститься из института и стать той самой – настоящей – современной литературой. «Пушкин родился двести лет назад, каждые двести лет должен рождаться новый Пушкин, вы еще можете успеть». Нам нравилось находиться в этом замкнутом пространстве, иллюзорном месте, безопасном Хогвартсе, где можно кричать на семинаре по современной литературе, что Пушкин был бездарь, рассказывать о том, как приятно было бы бухать с Веничкой Ерофеевым и рыдать под последнюю главу «Школы для дураков» Саши Соколова. «И если бы нам предложили перейти в нормальную, в обычную школу для нормальных, сообщив при этом, что мы выздоровели и нормальны, то – нет, нет, не хотим, не гоните! – мы бы заплакали, утираясь поганым тапочным мешком. Да, мы любим ее, потому что привыкли к ней, и если мы когда-нибудь, отсидев в каждом классе по несколько так называемых лет, если мы когда-нибудь закончим ее, с ее изрезанными черно-коричневыми партами, то мы страшно расстроимся. Ибо тогда, покинув ее, мы потеряем все – все, что у нас было».

Мы покинули Хогвартс, ушли – в безвременье, в беззащитность, в мир, где больше нет никаких авторитетов, где мы уже не боролись с локальной несправедливостью, а поддавались, не соглашаясь, поддавались, потому что нас не спрашивали, новая – взрослая – реальность носила мантию-невидимку и обладала удивительной гибкостью. Оставалось только, собрав все силы в кулак, отчаянно махать руками – авось попадем.

5 октября 2015 года

Сегодня ровно десять лет, как я с тобой не говорила (не вела диалог!). Десять, папа! Сегодня я – потерянная, двадцатидвухлетняя, пытающаяся разобраться в себе, научиться жить «взрослой жизнью». Хотя ты бы сказал, что я сейчас проживаю лучшие годы своей жизни – последние годы беззаботности, счастья, которого я сейчас не понимаю, но скоро – скоро! – когда будет еще тяжелее, осознаю.

Говорят, детство – это самое лучшее время. Потому что, становясь взрослым, ты не помнишь своих мучений, сомнений, стыда, боли, скуки, отчаяния. Оно кажется тебе наивным, пустым, сиюминутным, жалким. Вот сейчас да, сейчас все серьезно, а тогда!..