Как бы удивительно это ни было, душа холодного и отстраненного следователя была той, что выла от несправедливости в тайне. Но трудности не могли сломать его просто так. Трудности делали его сильнее, учили находить решение и надежду в самых непростых ситуациях.
– Не беспокойся, Матрена, – уверенно произнес Михаил, развернувшись к крестьянке, которая все это время пряталась за его спиной, – каждое слово, что я сказал – правда.
Протеже молчала и лишь удивленно повела бровью.
– Ты смогла доказать свою полезность, уверенность, а самое главное, решимость, – продолжил Кисейский. – И, несмотря на то, что тебе придется научиться еще очень многому, я не боюсь объявить тебя первым помощником следователя в деле об Одноглазом Лихе.
Потухший и обреченный взгляд девушки налился восторгом, она приоткрыла рот от волнения!
– Это – огромная честь, Михаил Святославович, – радостно, но кротко ответила протеже, – и я не могу дождаться, когда мне выдастся повод оправдать ваши надежды в действии!
Кисейский гордо улыбнулся. В тот момент он в очередной раз убедился в правильности своего решения. Михаил поднял голову. Его брови азартно подпрыгнули, когда тот заметил десятки брешей, открывшихся в сплошном покрывале облаков, и обнажавших прекрасное ночное небо. Матрена тоже заметила это, устремив отрадный взгляд в игристый фиолетовый космос.
Создавалось впечатление, будто невидимые нити знаний, вариантов и догадок, тянущиеся из двух самых светлых умов Лазурного Марева, открыли небесные клапаны, чтобы пробраться в темное проведение и свиться в единый и самый важный ответ. Ответ, который спасет десятки жизней и освободит деревню от террора.
Ответ, который сможет остановить дьявола.
Необъятная опочивальня Захара Романовича Ячменника занимала верхний этаж земской избы целиком. Несмотря на то, что солнечный свет проникал в окна наиболее высокого и роскошного здания Марева самым первым, его главный резидент, пожалуй, просыпался позднее всех жителей деревни.
Каждое утро земского старосты начиналось с неотъемлемой получасовой сессии тяжких раздумий о судьбах народа. Утопая в мягкой перине и смотря в дорогой скатный потолок из мореного дуба, Захар Ячменник думал о том, какие дела муниципальной важности запланировал на сегодня. И что самое главное, какие уже успел сделать вчера, месяц или несколько лет назад. Староста Лазурного Марева больше всего на свете любил заглядывать в прошлое и упиваться своими не самыми значительными заслугами, не просыхая. Это сильно отличало его от столичного гостя-Михаила Кисейского, который усердно пытался отдалить себя от опыта и воспоминаний, сделавших его сильным, но бесчувственным с течением многих лет.