Женька сравнивал себя с Варькиными ухажерами и в сравнениях этих всегда выигрывал. Его не пугала даже разница в возрасте почти в десять лет, тем более что в его кругу рассказывали множество самых невероятных историй о половых контактах, большая часть которых, скорее всего, была лишь плодом фантазии, происходившей от болезненной подростковой гиперсексуальности. Врали все, и врали весьма изобретательно, чтобы не ударить в грязь лицом перед лопоухими друзьями, пускающими слюни от зависти. У парней физическое развитие всегда опережает умственное, и Женька решительным образом не видел причин, по которым он не мог бы претендовать на место если не в сердце, то хотя бы в кровати соседки. И если что-то удерживало его от последнего, решительного шага, то это была только робость и необъяснимая косноязычность, в самый ответственный момент нападавшая на него при общении с особами женского пола. В мыслях Женька отрепетировал сотню сценариев своего «подвига», но произошло все неожиданно и, как обычно, совершенно не по плану.
Поздним зимним вечером, месяца за два до своего пятнадцатилетия, Женька сидел на кухне и читал книгу. Мать работала в ночную смену, младший брат, по самые уши напичканный гречневой кашей, тревожно спал, запуганный перспективой экстренного вызова по свою душу Бармаглота, и поскольку свет в комнате был погашен, Женьке ничего не оставалось, как повышать свой интеллектуальный уровень в окружении кастрюль, чайников и сковородок. Все казалось обычным: заурядный вечер, скучная книга, жесткий табурет, развалюха-стол, покрытый выцветшей клеенкой, огромная кружка с крепким цейлонским чаем. Но что-то было не так, что-то мешало сосредоточиться на чтении… Что-то, чего парень не мог понять. Отсутствовал последний тонкий штришок, заключительная нота в музыкальной миниатюре, запечатленная в подсознании. Мучился догадками Женька недолго, ему стало ясно вдруг, что причина всему – непривычная тишина, заполняющая квартиру. Не слышны были ни безумные скрипы кроватных пружин за соседской дверью, ни громкие женские крики, ни тихие мужские стоны, больше похожие на собачье рычание. За последние пару недель это была едва ли не первая такая ночь, и Женька лихорадочно искал необычному факту разумное объяснение. Мысли путались в его голове, но все они почему-то были к нему благосклонны, настороженность сменилась вдруг невесть откуда взявшейся надеждой. Граф не мог понять причину такой смены настроения, но безымянный внутренний голос подсказывал ему, что сегодня всё может произойти! Чутко прислушиваясь к малейшему шороху, доносящемуся из-за дверей Варькиной комнаты, парень ждал, все больше и больше возбуждаясь от лицезрения ярких картин, которые услужливо рисовала ему безумная фантазия.