На завтрак были поданы хлеб, масло, джем, чай и кофе. Сюзанна также предложила компании яичницу. На это откликнулся один Гастингс, при этом пытаясь объяснить, чего он хочет. Сюзанна растолковала его слова по-своему и с удивлением уставилась на англичанина:
– Со свиньей? У нас нет свиней.
– С беконом, – вздохнул Шабашкин. – Чисто по-английски.
Сюзанна удалилась на кухню готовить Гастингсу яичницу с беконом.
Троекуров, налив себе чая, повернулся к Шабашкину.
– Как спалось?
Полковник усмехнулся:
– Что за политесы, вы ведь не об этом хотите знать?
– Вы правы. Я беспокоюсь о дочери, мне не нравится ее настроение, ее отношения с Дубровским-младшим.
– Что же вам не нравится в нем? Завидный жених, богатый наследник.
– Он все промотает. Маша будет с ним несчастна, она уже несчастна. Вы видели, как он с ней обращается?
– Видел.
– Вы мне вчера обещали, что все устроится и они расстанутся.
– Обещал. Но не торопитесь. Дождемся, когда проснется молодой человек, когда с ним поговорит папаша, когда они найдут общий язык. Все должно идти постепенно, одно за другим.
Но постепенно не получилось. Громко хлопнула дверь спальни, в которой ночевал хозяин дома. Все обернулись и увидели мрачного генерала в халате, который, не глядя на гостей, устремился в кабинет. В руках он держал какой-то листок.
Некоторое время в кабинете царила тишина, потом ее разорвал настоящий рев:
– Негодяй!
Вслед за этим из кабинета выскочил Дубровский-старший и ринулся в зимний сад. Гости поставили чашки на стол, с удивлением наблюдая за странными перемещениями генерала. Он меж тем скрылся в саду и уже оттуда послышались крики:
– Вставай! Негодяй, мерзавец! Урою!
Гостей словно магнитом притянуло к входу в зимний сад, и их глазам предстала довольно неприглядная картина. Дубровский-старший пытался поднять сына с дивана, на котором тот спал. Нецензурная брань сыпалась из уст генерала, словно он был на плацу:
– Ты что творишь, ворюга!
Дубровский-младший, приподнявшись на диване, непонимающе уставился на отца:
– Ты о чем?
Этот вполне естественный вопрос привел генерала в еще большее бешенство:
– А-а, будешь прикидываться? Зашибу! Где спрятал?!
– Ты о чем?– повторил свой вопрос изумленный Владимир.
– Вы только посмотрите на него, – Дубровский-старший с деланым изумлением обернулся к гостям, словно призывая их в свидетели: – Украл, негодяй, украл! Вот! – Он потряс бумагой, зажатой в руке. – Говори, где спрятал!