А в комнате, где Попугай Степаныч занимался своей «наседской» работой, стало твориться что-то просто несусветное!
Три больших яйца (теперь-то можно точно сказать, что они были куда крупнее куриных) почти одновременно лопнули. Красавцев с волнением уставился на всё расширяющиеся трещины…
И – о, ужас! – из яиц показались маленькие, но очень зубастые физиономии… Да: это вылезали крокодилята! Им от роду было всего несколько секунд, однако они уже занялись главным делом своей жизни – начали охотиться.
Попугай Степаныч Красавцев был далеко не трусом… Но, по правде говоря, он и смельчаком тоже не был. Из всех способов самообороны Попугай знал один – бегство.
В первые несколько мгновений Красавцеву удавалось ускользнуть от новорождённых разбойников. Но ведь их было трое, а Степаныч-то один!
Да и возраст уже не тот, чтобы носиться по комнате от стены к стене и от пола к потолку.
Попугай тыркнулся влево, вправо. Но тут его крепко ухватили за хвост, за крылья… Сверху навалился особенно ловкий шельмец. «Ну что ж, – подумал Красавцев, – я буду единственным в мире попугаем, съеденным новорождёнными крокодилами…»
И закрыл глаза…
Когда из соседней комнаты стал раздаваться ужасающий, ни на что не похожий шум, Тишка мгновенно понял: Степаныча едят!
– Дедушка! Скорее! – закричал он истошно.
Тут Крокодилица с разбегу врезалась своим могучим телом в дверь, и та сразу открылась.
То, что они увидели, иначе как настоящим чудом не назовёшь. Таким образом, у нашей истории получился самый замечательный конец, какой только можно себе представить!
Попугай Красавцев, растерянный, безмерно счастливый, сидел посреди комнаты, а маленькие крокодильчики обнимали и целовали его, гладили по голове, шептали что-то ласковое-ласковое.
Тишка утёр слёзы, которые он собирался пролить на могиле Попугая Красавцева. И тотчас на глаза его набежали слёзы радости и умиления.
Дедушка тоже старался как-нибудь понезаметней стряхнуть с усов непрошенную слезинку. «Надо же, вот, как в жизни бывает», – повторял и повторял он про себя.
– Дети! Милые дети мои! – проговорила Крокодилица с лёгкой грустью. – Идите же к своей маме!
– Сейчас, – говорили крокодилята, – придём…
А сами продолжали обнимать и целовать Степаныча.