Кейт удивленно на меня смотрит:
– Вот как? В Аспене такое случается нечасто, – она наклоняет голову и внимательно рассматривает мою единственную сумку. – Занимаешься фигурным катанием?
Я давлюсь блинчиком:
– Откуда…
– По конькам, – Кейт показывает на спинку скамейки.
– Нетрудно догадаться.
– А, да, – я делаю большой глоток кофе, а затем добавляю, – меня приняли в аспенский «АйСкейт».
– Ого! Значит, у тебя хорошо получается. Туда берут только лучших, – Кейт кусает печенье с сахаром, закрывает крышку банки и ставит ее на место, рядом с кексами. – Моя дочка тоже там занимается.
Последний кусочек блинчика исчезает у меня во рту. Я поспешно глотаю, смотря на Кейт широко открытыми глазами:
– Дочка?
– Гвен. Она примерно твоего возраста, – Кейт показывает на меня надкушенным печеньем. – Тебе двадцать?
– Двадцать один, – поправляю я, а затем хмурюсь. – Вы случайно не добавляете в блинчики эликсир вечной юности? Я бы от такого не отказалась.
Кейт смеется. Крошки сыплются на прилавок, когда она надкусывает бисквит.
– Я рано стала матерью. В семнадцать. Но если я найду такой эликсир, я тебе непременно сообщу.
Звон колокольчика возвещает о новом посетителе.
– Черт, как же холодно на улице.
Молодой человек с огромной спортивной сумкой высыпает снег из ботинок на плитку. Он отряхивает перчатки, и на пол падает еще больше снега.
– Доброе утро, Уайетт, – приветствует его Кейт. Она уже наливает кофе в одноразовый стаканчик. – Ты сегодня припозднился.
– Да, я проспал.
Парень берет стаканчик, кладет на стойку две долларовые купюры и насыпает в кофе столько сахара, что я всерьез задумываюсь, не панацея ли это для всего города.
– Вчера на это ушло больше времени, – он закрывает крышкой свой стаканчик. – Наверное, пора отрегулировать кофе-машину.
Кейт поднимает бровь:
– Ты говоришь мне это как минимум три раза в неделю, когда появляешься здесь по утрам.
Уайетт ухмыляется. Его черты лица пугающе привлекательны, и я готова поспорить, что он один из тех, кто слишком хорошо это понимает.
– Точно. Ну, что сказать? Жизнь у нас всего одна.
Он поднимает на прощание стаканчик и шаркает к двери, задевая сумкой мои коньки. В боковом отделении висят две скрещенные хоккейные клюшки.
Ага. Хоккеист.
– Лучше держись подальше от его вечеринок, – говорит Кейт, когда Уайетт покидает закусочную, – иначе похоронишь свою мечту, даже не успев подумать о слове «Олимпиада».