И жизнь словно разрезало на две половины. В одной из них существовал дом с его целительным сном выходных дней, где утро встречало не сизым обмороком ранних подъемов, а солнцем, нежно льющимся сквозь тюль. Уставшая улыбка матери, склонившейся над кроватью, аромат выпечки, умиротворение, разлившееся по всему телу… Жизнь в выходные дни была подобна волшебству. Евгения Александровна словно оживала после череды пригибающих ее душу трудовых будней, ее глаза начинали сиять безмятежным светом. Пятна акварели превращались под ее тонкими руками в стремительный круговорот непрекращающейся сказки. Книжки с картинками, вместившими в себя целый мир, с тихим шорохом ласкали тишину комнаты. Голос матери, такой низкий и полный тепла, растворялся в закоулках восторженного внимания. Дни субботние, дни воскресные… в чем таилась их такая простая и незатейливая прелесть?
Но нож понедельника стремительно разрезал начинающую отвердевать базу счастья. Поезд будильника нервным визгом проносился по остывающим рельсам сна. И снова следовали уроки прогибания под сильную личность, несправедливые обвинения и покорность заведенному режиму. Сложно передать всю дьявольскую изобретательность воспитателей детского сада. Их воображение питалось отнюдь не любовью к расцветающей жизни. Скорее их успех напрямую зависел от ломки личности, словно они вымещали все свои разочарования на детях. Лиле всегда казалось, что когда Варвара Николаевна приходит домой, то первым делом не обнимает любимого супруга, не кушает с влажным хрустом отменного аппетита, а достает огромный блокнот под названием «Мои состоявшиеся жертвы». Сложно представить, чем руководствовалась эта пожилая, грузная женщина, когда в ее воспаленном мозге рождались угрозы, оглушительным потоком падающие на головы детей. Она являла собой пульсирующий фонтан. Правда, вода в нем была отравлена ядом садизма. Лиля очень ясно представляла блокнот воспитательницы. Он был в толстой крокодиловой коже, вытертый временем и состоял из свода законов об укрощении малолетних сволочей. Эти законы выглядели примерно так:
– Всех детей, независимо от пола, социального статуса и психологического типа следует воспринимать как заведомых вредителей. Необходимо вытравить из своего нутра крупицы тепла и дремучую веру в наивность малышей. При предательском покалывании в глазах и вздрогнувшем на миг сердце, следует обратить внимание на закрадывающиеся сомнения и жалость. Это – нездоровый пережиток капиталистических времен. Личность ребенка должна быть выкована в суровых реалиях быта и стальном распорядке дня. Плач стоит воспринимать как попытку бунта на корабле. Дашь слабину раз – корабль начнет крениться, а потом и вовсе пойдет на дно. Дети – это толпа неразвитых уродов и тупых идиотов, с вечно кричащими ртами, потоком соплей и недержанием мочи. Если ребенок не ест – заставь, если не слушается – отлупи. Скудная еда не должна быть оправданием. Дети не достойны лучшей еды, чем водянистый суп, серое пюре, котлеты с прожилками или хрустящими рыбными костями. Если встретишь попытку сопротивления, есть два варианта наказания провинившегося. Первый: немедленно грозишь тем, что вывернешь еду за шиворот. Редко какая гадина мечтает получить в подарок мокрую спину и одежду. Второй: если жертва окажется изворотливой и подлой и станет томиться над миской с выражением унылой ненависти – не сдавайся. Это ее принцип затягивания твоего бесценного времени. Она надеется взять тебя измором, но ты-то похитрее будешь, опыт твой покоится не на тщедушных трех годах, а на глыбе полувека! Не теряй самообладания. Крик введет жертву в состояние паралича, и запихнуть содержимое тарелки станет еще сложнее. Просто зачерпни второе и вывали в недоеденный суп. Третье: пригрози клизмой, желательно огромного диаметра. Ее обтекаемая, кожаная неизбежность позволит тебе решить многие проблемы без излишних усилий нервной системы. Пусть муки воспротивившейся гниды станут сродни отчаянию. Гордость и тщеславие надо высекать в самом зародыше, на то и создана гениальная воспитательская система, ломающая непокорных. Если при этом в тарелку ребенка польются слезы и сопли – это к лучшему. Еда станет противнее в десятки раз, а именно этого ты и добиваешься. Сломай, задуши, но не позволь поднять голову. Гордыня – основа любого мятежа.