Путь жизни - страница 3

Шрифт
Интервал


Хотел бы остановить время, начать давать обещания направо и налево, клясться о верности, любви, нежности, но всё это начинается с окрылённых сердец, а мои перья давно истерзали и немного подпалили края. Но это пустая трата этого же самого времени.

Есть я и есть все остальные. Я давно не там, где, возможно, должен быть, но я был так близко. В этот раз я почти сделал из этого хоть какой-то смысл, слепил цель. Я имел ответ прямо в своих руках, и когда я коснулся его, он превратился в горстку песка. Один.

Таких круговорот бесчисленное количество, но поэмы от этого не пишутся, и дороги не прокладываются. Какую бы я себе не поставил вершину, – я начинаю и заканчиваю подножием.

Тут я вспомнил о письмах.


Слышишь, птицы поют? Мне тут нравится быть, среди отстающих во времени. Мне нравится жизнь, нравится смерть. Мне нравится ждать, нравится знать кто я такой.

Здесь, под небом моим, в моём бардаке, так сложно ждать чуда. Кажется, мы с тобой отсюда. Жизнь тут с кротким лицом, в нежных цветах, и как же тебе выбрать меня?

Трудно начало начинать. Арчи, приезжай.

3

«Лучше обладать горячим сердцем, даже если это стоит нам лишних ошибок, чем быть ограниченным и чрезмерно осторожным.»

Мною двигал свет. Лучики пробивались через лобовое стекло, и до Тома мне было ещё пару часов. Он оставил свой временный адрес, надеюсь я успею. Прошло семь с половиной месяцев с его последнего появления.

Не знаю, что он чувствует каждый раз, когда смотрит на меня, думая, что это и есть тот самый последний взгляд. Он старается запечатлеть в нём не лишь боль прощания, а вообще всего себя, свою суть. В младенчестве, я замечал, как он часами сидел и смотрел в горящий камин. Ему не были интересны воспламеняющиеся полена, он следил за языками огня. Ловил и запоминал каждый их взмах, движение, танцевал вместе с ними. Мама на это не обращала внимания, а если и замечала его очередной раз около дальней стены с камином, то закуривала.

Томми рос, я тоже, а камин никуда не уходил, просто сменялся его облик. В один день камином стало небо, облака, потом нижняя полка холодильника, задние стекла на машине, щель между петлями и дверью в нашу с ним комнату. Всё пылало его любознательностью, его сердцем, пока оно само не зажглось.

Он сам пришёл и рассказал мне об Эмили, ровеснице из параллельного класса, брюнетка. В ней его камином стали её глаза – огненно-карие. В его голове больше не было ничего остального, он больше не глазел ни на какие вещи, как раньше, всё ожидая встречи с ней. Счастье светило в нём все дни в неделе, кроме субботы и воскресенья – в это время учебы не было, и он запирался в комнате, не давая даже зайти мне.