Мудрец ушел, а Саныч в полном недоумении остался стоять на вершине.
– Если бы все было так просто: почиркал синим карандашиком – и все прошло, – вздохнул он.
Рисовать Саныч не умел. Потому, услышав слова мудреца, он сразу вспомнил свои рисунки в детском саду: синее небо, желтое круглое солнышко и кучерявые облака. Чего там рисовать-то!
И все-таки какие-то сомнения грызли Саныча. Слишком хорошо он помнил, как распахнулась на вершине перед ним небесная синь. Небо дохнуло на него светом и теплом, улыбнулось своей синевой.
–Да-а-а-а-а! Такое небо карандашиками не нарисуешь! – протянул наш герой и задумчиво поскреб в затылке.
Всю обратную дорогу Саныч смотрел на небо. И чем дольше он разглядывал небо, тем яснее понимал: мудрец загадал ему совсем не простую загадку. Каждый вечер небо сгорало в красках заката, словно птица феникс. И каждое утро оно воскресало, возвращая себе яркость красок.
– Как?! Как можно это нарисовать? Такое разное и изменчивое небо. Возрождаясь в утреннем рассвете, небо становится другим, не таким как вчера.
Саныч мучался и терзался. Даже во сне он рисовал небо. Пока не понял простую истину: никогда он не был так открыт миру, как в момент крушения его личного мирка.
– Это рухнул не мир, а стены! Стены глупых и самонадеянных убеждений, которые он долго и упорно возводил, чтобы спрятаться от мира, – догадался он.
Теперь он собирал свой мир не из толстых бревен или крепких кирпичей, а из разноцветных стекол. Может быть, кому-то это строение показалось бы непрочным, но Саныч точно знал: этот мир переживет многие невзгоды, потому что сквозь него видно небо!
Жизнь Аллы была подтверждением поговорки: не умеешь сам – учи других. Она с легкостью решала чужие проблемы, при этом со своей жизнью не могла разобраться. И тогда Алка подумала, что ее советы всегда помогают людям. Значит, и ей кто-то должен посоветовать, как ей быть и что делать.
И она стала собираться в путь к мудрецу. Путь был долгий, зато встреча с мудрецом короткой. Выслушав все ее горести, мудрец с улыбкой посоветовал убраться в шкафу и зашел в хижину. Алла стояла пунцового цвета. Потом мотнула головой и стала спускаться. Поскольку вокруг никого не было, то она громко беседовала сама с собой:
– Конечно, я понимаю, что у меня в шкафу наблюдается некий беспорядок! Ладно, хорошо, полный бардак. Только неужели весть о состоянии моего шкафа достигла таких высот? Что, мир не знал большей неряхи, чем я?