– Вторичное не вторичное, но не сходятся эти твои строки: «И лучи восходящего солнца оживят эту землю, и мир возродится из пепла». Это звучит претенциозно, – возразил его собеседник.
– Вместе с ритмом самой музыки слова будут звучать как надо, – убеждённо ответил Владислав. – Вот, послушай.
Он проиграл мелодию для разогрева, потом сосредоточился, взял гитару поудобнее и начал играть вступительную, мерно льющуюся мелодию, которая становилась всё грозней, как и его голос, напевающий вслух слова:
Слышишь?
Завывает ветер – предвестник печали.
Унося в бездну радость и память.
О том мире, который мы потеряли.
И осколки бьются об острые скалы.
Разлетаясь о скалы.
Знаешь…
Грозный рокот льётся над небесами.
Унося всё прежнее и оставляя,
Нашей доле, тяжёлую, горькую правду.
О мире, который родился из мрака.
Родился из мрака.
Но воспрянем!
Сплотившись пред бездной, сжимая огонь свой.
И знамя!
Что вьётся над нами в порыве холодного,
Ветра!
Развеет морок и лучи восходящего,
Солнца!
Оживят эту землю и мир возродится из пепла.
Возродится…
Когда Владислав закончил и бережно, как своего ребёнка, уложил гитару на колени, вокруг костра повисло молчание. Было видно: каждый рядом сидящий погрузился в себя. Я и сам смаковал смысл слов, что текли в такт звону гитарных струн, словно воссоединяясь в медленном, но грозном танце, как танцор и его партнёрша; внушая одновременно и чувство безнадёжности, и ощущение внутренней несгибаемости, и желание собрать все свои силы в кулак и вернуть утраченное. Наше время, наши мечты, наши надежды и наше будущее. Да, сочетание слов, их расстановка были сложными, такие редко используются в музыке, тем более что каждая строка не наполняется новой рифмой – здесь слова будто бы рождаются сами по себе и вместе составляют единое целое. И если прочитать их на листке бумаги, то сложно будет проникнуться той силой и мощью, которые передадутся при их прослушивании в такт с музыкой. Нет, это надо обязательно слушать.
Вокруг сновали люди, и было много голосов: смех, шутки, кто-то с кем-то спорил, но сейчас всё это до меня долетало откуда-то из далёкого-далека. Некоторые из тех, кто сидел на скамейках у стен, тоже слушали музыку Владислава. Я взглянул на них – их лица, погружённые в сумрак, стали задумчивыми.
Потом один из студентов почесал подбородок и сказал: