Бертье описал диспозицию на завтра, 8 декабря: арьергард будет в Медниках, Вреде – в слободе Шумской, Л. Н. Даву (командовал I армейским корпусом) и вице-король – в Рыконтах (Roukoni). Но, как писал начальник Главного штаба, корпуса представлены не более чем их командирами и несколькими сотнями человек. Гвардия, пешая и конная, придет завтра в Вильно. Несмотря на жестокий холод, неприятель изводит нападениями казаков; согласно рапортам, неприятельские пехота и регулярная кавалерия продолжают двигаться к Вильно по разным направлениям. Завершалось письмо новым перечислением потерь из-за мороза[59].
Утром 7 декабря Наполеон превосходно позавтракал в Ковно и двинулся по дороге на Мариамполь. Никаких известий от отступающей армии он не получал. Судя по всему, его больше волновали сведения из Франции[60].
Ночь на 8 декабря выдалась для солдат Великой армии тяжелой. Холод был жуткий. Утром, когда Мюрат и гвардия собирались покинуть Медники и двинуться по дороге на Вильно, вновь появился маршал Виктор, который заявил, что арьергарда больше нет, что большая часть его солдат просто умерла от холода, все лошади погибли и артиллерию пришлось оставить.
В 2 часа дня Мюрат и Бертье прибыли в Вильно[61]. Гогендорп, который вышел к ним навстречу, вспоминал: «Они шли пешком, потому что было страшно холодно. Мюрат был закутан в большую великолепную шубу; большая меховая шапка, очень высокая, еще более увеличивала его высокий рост и делала его похожим на движущийся колосс; резкий контрастом рядом с ним был Бертье, в широких одеждах на маленьком теле»[62].
Оба расположились во дворце губернатора. В городе царила полная анархия. Между тем из инструкций императора, которые он оставил Бассано, а тот, в свою очередь, теперь передал их Мюрату и Бертье, следовало, что необходимо сохранять Вильно до тех пор, пока обстоятельства это будут позволять[63]. Оба – король Неаполитанский и начальник Главного штаба – были этим обескуражены. В сущности, решение об оставлении не только Вильно, но и Ковно король Неаполитанский принял еще раньше. Бертье, судя по всему, не мог этого мнения не разделять.
День 8 декабря оказался и для Мюрата, и для Бертье настолько тяжелым, что ни тот, ни другой не смогли написать императору даже небольшой записки. О происходившем 8 декабря мы узнаем из сохранившихся приказов Мюрата и начальника Главного штаба.