– Бармен, плесни чего-нибудь крепкого, безо льда, пожалуйста, – устало выдохнула.
– Окей, крошка, как скажешь, – подмигнул бугай-бармен, растягивая сальную улыбочку.
«О, Боже, дай мне терпения!»
Улыбнулась уголком рта, дабы не обидеть «хозяина».
– Скажите, а телефон у вас есть? – отхлебнув крепкого пойла, поинтересовалась. Хотя на глазах от вкуса выступили слезы.
Бармен немного завис, потом посветлел лицом.
– А, магфон? Нет, конечно, такого добра у нас отродясь не водится, – издав полуистерический смешок, ответил верзила.
«МаКфон? Это у них так Эпл называется, или они тут в глуши все телефоны так называют? Странные…»
Тяжело вздохнула. Мне придется идти дальше, что мне тут делать среди пьянчуг без телефона. Допила свой стакан, вытащила двадцатку и бросила на стойку. Уже развернувшись к выходу, услышала за спиной.
– Крошка, ты меня надуть решила? Я не наливаю за красивые сись…глазки, – прищурился бармен, явно, негодуя.
«У них тут третьесортное пойло больше двадцатки стоит что ли? Мне кажется, я и так щедро отсыпала!»
– Простите, что не так? – повернулась к нему, скрещивая руки на груди, а брови на лице.
– Что это ты мне за кусок пергамента пихаешь? Я принимаю оплату только медяками, – в его тоне прозвучал металлический лязг.
Интуиция вопила – бежать, но здравый смысл пытался убедить не доводить ситуацию до открытой конфронтации.
Подошла к стойке, взяла свою купюру (которая тоже, как и я, плохо пережила сегодняшние приключения).
– Мистер, вообще-то это не «пергамент», как вы выразились только что! Это, мать вашу, двадцать баксов! – новая волна раздражения поднялась в душе, перекрывая собой инстинкт самосохранения.
Он хлопнул кулаком по стойке и гаркнул так, что я вздрогнула.
– Ты откуда такая взялась, цаца?! Мне плевать, что у тебя и как называется, я принимаю только медяки! Тебе это ясно, крошка, – последнее слово он буквально выцедил сквозь зубы.
– Бери двадцатку и заткнись! – это, видимо, адреналин бесстрашия добавил, или алкоголь в крови разбушевался.
– Если ты мне сейчас не положишь пять медяков на эту гребанную столешницу, то я клянусь, ты пожалеешь, что родилась девочкой в этом бренном мире, – он шипел громким шепотом, тыкая в стойку указательным пальцем, а я начала волноваться. Даже пьянчуги затихли.
По моей ягодице пришелся смачный шлепок.