– А, так вот откуда они взялись! – Ее улыбка становится шире. – Веришь, нет, совсем из головы вылетело.
– Вы бы хоть предупредили, что пойдете, – отвечаю я, стараясь не выдать обиду. – Я бы тоже подтянулась.
Мама отхлебывает из бокала.
– Чем старше становишься, тем сложнее удерживать прежний вес. Давным-давно у меня тоже была такая фигура, как у тебя. Я тебе так скажу, Элоди: мужики как вино, с возрастом хорошеют, а женщины в этом смысле как мясо – с годами только портятся. Ладно, пойдем, – добавляет она, – поздороваешься с папой.
Мне пересказывают последние новости, и, когда свежие сплетни заканчиваются, мы просто сидим в уютном молчании. Я допиваю второй бокал мерло, и у меня уже кружится голова. Если Ада знает, что я здесь, но до сих пор не подошла поздороваться, это грубейшее нарушение того «свода правил степфордской жены» [1], которого она так старательно придерживается. Краем глаза я замечаю ее бледно-голубое платье – сестренка фланирует по лужайке, одаривая притворно-любезной улыбкой то одних гостей, то других, – и едва ли не в тысячный раз невольно задумываюсь, как мы умудрились вырасти такими разными и откуда между нами появилась такая холодность.
Мама с восторгом оглядывает сад.
– Красота‐то какая, правда, Мартин? Видно, что Ада изо всех сил потрудилась над оформлением. Надо и нам как‐нибудь забор перекрасить.
Папа кивает, а я с трудом удерживаюсь, чтобы не закатить глаза, потому что уж Ада‐то точно не трудилась над забором. Подловить ее с малярным валиком и банкой краски оттенка «Сапфировый салют» так же маловероятно, как в шерстяных носках и «кроксах».
– Тебе ту лампу на крыльце уже починили? – поворачивается ко мне папа.
Я отрицательно качаю головой.
– Я отправила домовладельцу письмо, но он на любой вопрос отвечает в лучшем случае через неделю.
– Не трать время, – бурчит папа. – Сказал же, зайду и сам сделаю.
– Спасибо, но я уже говорила: если ты там что‐то не то припаяешь и оно сломается, отвечать буду я. И могу потерять депозит.
– Ну да, а под дверями в темноте болтаться зашибись как весело.
Мне тут же представляется, как тот мужик в «очках маньяка» идет за мной вечером до самого дома, тихонько поднимается следом по ступенькам, пользуясь тем, что уличная лампа не работает, и, пока я судорожно шарю по сумке в поисках ключей, жарко сопит над ухом…