– Федор Великанов предположил, что вы сюда поднялись.
По всему выходило: Федор Васильевич всё-таки слышал звуки, доносившиеся сверху, только виду не подал. И выводы сделал правильные.
Скрябин пожалел, что оставил тряпичный мячик в своем кабинете – запер в шкафу, где хранились артефакты. Но решил: он всё равно побеседует сейчас с последним из четырех участников белорусской следственной группы.
– Что же, давайте присядем и поговорим. – И Николай указал грузину на один из библиотечных письменных столов, к которому как раз были приставлены три стула.
18 июля 1939 года. Вторник
1
Абашидзе уселся, держа спину всё так же прямо. Миша Кедров притулился к столу сбоку и положил перед собой блокнот. А вот сам Николай отодвинул свой стул от стола – сел от него метрах в полутора. И принялся разглядывать грузина.
Ничего особенного он в Отаре Абашидзе не наблюдал. Не замечал ничего такого, что могло бы способствовать его ускоренному забыванию всеми знакомцами – мнимой размытости облика, к примеру. Дар Абашидзе – способность отводить глаза – не был в действительности такой уж редкостью. Знахари исстари пользовались подобными приемчиками, чтобы упростить психологическое воздействие на объект. Но тут, похоже, имело место забывание самопроизвольное: воспоминания об Отаре Абашидзе начинали блекнуть, едва он выходил из поля зрения человека.
«Интересно, – подумал Николай, – а мы с Мишкой тоже его забудем?»
И он обратился к другу – официально и сухо:
– Товарищ Кедров, я прошу вас дословно протоколировать всё, о чем мы с товарищем Абашидзе будем говорить.
Михаил коротко кивнул и нацелил на страницу блокнота карандаш.
– Вот мой первый вопрос, – проговорил Николай. – Какое вы получили образование, Отар Тимурович?
– А какое это имеет отношение к делу? – удивился грузин, однако тут же спохватился: – Извините, я знаю, что должен ответить. Вплоть до 1922 года я обучался на дому, а потом экстерном сдал экзамен на аттестат зрелости. Никакого иного образования у меня нет.
– То есть, в тринадцать лет вы получили аттестат и не стали учиться дальше?
– Не имел такой возможности. Вы же, вероятно, догадываетесь о моем… скажем так: сложном социальном статусе.
Скрябин хмыкнул, но потом утвердительно кивнул.
– А о свойствах жидкого азота вы знаете что-нибудь? – спросил он.