«Где-то я это уже слышал», – подумал Паша и пошёл вглубь леса собирать сухие ветки.
Вернувшись из леса с охапкой дров, Платов глянул на преобразившуюся полянку перед Озерком и недоумённо покачал головой.
Посреди поляны стоял накрытый белой скатертью стол, сервированный по всем правилам этикета на двух человек: с салфетками, приборами и хрустальными бокалами. На маленьких тарелочках были разложены разные деликатесы. И всё это великолепие венчала бутылка французского шампанского в ведёрке со льдом.
– А лёд-то откуда? – именно это серебряное ведёрко со льдом больше всего потрясло Платова.
– Из рефрижератора и специальной сумки-холодильника.
– Объясни мне популярно: где в вашей деревне можно достать французское шампанское? Я даже у Царевича за столом такого не видел.
– Так у Царевича отец всего лишь первый секретарь ЦК, а наш Гарик – председатель районного союза потребителей[2], – в небрежном Ликином «наш Гарик» была как дань моде, по которой «предков» все звали по имени, так и скрытая гордость. «Знай наших, – будто говорила она. – Не такие уж мы провинциалы».
– Круто! – Паша опять покачал головой. – Но, по-моему, это уже too much.
– И ничего не «слишком». Я об этом так долго мечтала, что решила взять дело в свои руки. Собственно – вот. Тебе ведь нравится?
– Так-то оно да, но я тут подумал… С такой волей к победе не хотелось бы встать на твоём пути.
– А зачем тебе стоять поперёк? Иди рядом. Ну, кажется, всё готово.
Павел открыл вино, разлил по бокалам, и оно радужно заискрилось в хрустале цветом надежды.
– За что выпьем, княжна?
– За то, чтобы все наши мечты сбывались.
Они чокнулись. Лика сделала маленький глоток, а потом выпила шампанское залпом, как водку.
Павел снова наполнил бокалы.
– А теперь, княжна, выпьем за то, чтобы ты всегда была рядом.
В любой другой ситуации он первый поморщился бы от напыщенности этой фразы. Но здесь, среди тихого стрекота цикад и плеска волн, она прозвучала так естественно, будто грядущая ночь и впрямь была задумана для любви.
Они выпили ещё, и Павел почувствовал, как раздражающая его декорация куда-то исчезает, а душа раскрывается навстречу потрясающей красоте окружающей природы и давно забытому чувству любовной неги.
Будто ощутив его состояние, Лика встала со своего стула и переместилась к нему на колени – чтобы почти тут же оказаться в мягкой траве, уже чуть влажной от вечерней сырости. И вскоре они лежали под открытым небом, прижавшись друг к другу так крепко, что не ощущали даже промозглого ветра со стороны озера…