– Я с тобой! – прокричал Толик вслед жене и, не дожидаясь ответа, захлопнул окно.
«Может, Оля вообще не хочет возвращаться?» – эхом отдавалось в голове Толика «не хочет возвращаться», «не хочет возвращаться», пока он тащился за Леной по засыпающему Заводскому. Милиционер на углу посмотрел в их сторону и отвернулся. Лена шла вперед – мимо перекрестка. Свернула на трамвайные пути и поплелась по ним. С каждым шагом жена старела на глазах у Толика: он догнал ее, пошел рядом и увидел, как тяжело обвисли ее щеки, как посерели голубые глаза, отекли веки.
У стадиона «Волга» Лена механически повернулась и пошла обратно – бесцельно и почти бестелесно плыла она над трамвайными путями, а Толик переставлял замерзающие ноги ровно с той скоростью, чтобы успевать за ней и в то же время оставаться чуть поодаль. На ее лицо ему не хотелось смотреть в сумерках: ему казалось, что при свете, дома за завтраком, он увидит свою Леночку, а не эту старую измученную женщину, добитую исчезновением дочери. Эту женщину он не знал.
Мимо них в обратную сторону промчался трамвай. «Это первый за сегодня», – понял Толик. Наступало утро.
Оля ждала их у подъезда. В руках у нее болтался пакет, от которого несло рыбой. Лена сморщилась – заранее, даже не прикоснувшись к дочери, она учуяла запах рыбы, а затем – запахи опилок и диких животных.
– О чем ты думала? – устало протянул Толик, шмыгнув носом.
– Я на трамвае приехала. – Оля махнула пакетом в сторону остановки. – Из центра.
Лена все с тем же будто приклеенным выражением лица вырвала пакет из рук Оли, из пакета на серый снег выкатились веселые мячи – в полоску, в горошек, красные, желтые, синие. Оля отшатнулась от матери, бросилась поднимать их. Мячи сделались мокрыми и холодными от снега, и теперь Оля голыми ладошками собирала их в надорванный (когда-то рыбный) огаревский пакет.
«Мячи!» – понял Толик, остановил один ботинком и чуть не поскользнулся на замерзшей луже.
– Да она же в цирке была, у этих, ненормальных, – пискнула Лена, поддерживая мужа за локоть. – Из-за брата школу эвакуируют, а эта…
– Из-за Влада? – Оля подняла голову, взглянув на родителей, но те скорбно промолчали. Про огрехи брата говорить не любили, вечно сглаживали углы.
– Идемте домой. – Толик вздохнул и, пряча уши в воротник куртки, поплелся к подъезду.