– Кто ездил от вас на комбинат? – спросил Виталий.
– На монтаж ездил механик, инженер Черкасов. А потом технолог Филатова.
Виталий усмехнулся.
– Это не они у вас сейчас в приёмной были?
– Совершенно верно, – Ревенко удивлённо посмотрел на него. – Вы и с ними знакомы?
– Нет. Просто так подумал, – улыбнулся Виталий. – Очень похожи на механика и технолога.
Но ему было совсем не смешно. Он слушал и не мог поверить тому, что слышит. И холодел от одной мысли, что Женька Лучинин мог совершить такое. Продать заводские чертежи! Впутать в это дело и других людей! И все из-за денег. Черт возьми, это же преступление. Самое настоящее преступление!
– И это доказано, с чертежами? – глухо спросил он.
– К сожалению, да. – Ревенко безнадёжно махнул рукой, и полное лицо его сморщилось, как от боли. – К сожалению, да, – упавшим голосом повторил он.
– И ему грозил суд?
– Вот именно.
– Вы полагаете, что из-за этого он и… погиб?
– А что же можно ещё предположить? – вздохнув, ответил Ревенко. – Правда, у него ещё, кажется, и семейные нелады были, – он досадливо махнул руками. – Все, как говорится, одно к одному.
– У него здесь, на заводе, были враги? – неожиданно спросил Виталий.
– Враги? – удивлённо переспросил Ревенко. – Что вы! Знаете, как любили у нас Евгения Петровича? Если бы каждого директора так… – и хмуро добавил: – А недовольные были. Они всегда бывают. Кому-то не дал квартиру, кого-то собирался уволить, кого-то отругал. Надо сказать, Евгений Петрович был… несдержанным человеком, если по правде говорить. Сколько я таких конфликтов сглаживал, если б вы знали!
– Кого же он, к примеру, хотел уволить?
– Уволить? – переспросил Ревенко. – Да вот хотя бы Носова. Есть у нас такой.
– За что же?
– За прогул.
– А квартиру кому не дал? – в свою очередь, спросил Игорь.
Ревенко повернулся к нему.
– Квартиру? Так сразу не вспомнишь. Если надо, я вам потом скажу.
– Да нет. Это не обязательно.
Виталий видел, что Ревенко взволнован и даже немного растерян. И конечно, понимал причину этой взволнованности и растерянности.
Во время разговора в кабинет то и дело заглядывали люди. Ревенко укоризненно качал головой и поднимал руки, давая понять, что он занят и входить нельзя. Но дела, видимо, требовали его внимания. И это тоже было понятно.
Да, Лучинин был здесь вожаком, это чувствовалось по всему, что говорил о нем Ревенко и, главное, как говорил. Ревенко, видимо, любил Лучинина по-настоящему. И уважал тоже. И все это так не вязалось с преступлением, которое совершил Лучинин и которое уже доказано. Доказано – вот что ужасно!