Она умолкла, устремив взгляд куда-то в пространство.
Виталий неуверенно спросил:
– Он так увлекался новой работой?
– Он всем увлекался, – с внезапной резкостью ответила она. – И тогда ничего не желал замечать.
– Но разве мог он украсть заводской проект, чертежи и продать их? – воскликнул Виталий.
И она, словно обрадовавшись перемене разговора, быстро ответила:
– Нет, нет! Это глупость. Ложь.
– Но кому такая ложь могла понадобиться?
Виталий незаметно для себя все дальше уходил оттого сложного, запутанного и неясного, к чему только что прикоснулся.
– Там есть разные люди, – ответила Ольга Андреевна. – Я их плохо знаю.
– Я в них разберусь! – запальчиво произнёс Виталий.
Виталий был молод и не успел ещё накопить того жизненного опыта, который нельзя ничем заменить – ни чуткостью, ни способностями, ни даже талантом. Некоторые стороны жизни, в частности жизни семейной, супружеской, ему были известны лишь понаслышке, из книг, от других людей. И потому оставались неуловимыми важные детали и оттенки таких отношений. Но – и это главное! – собственные переживания, заботы и волнения, которые только и могут сложиться в опыт и позволить понять других людей, Виталию были не знакомы.
И все же его обострённое внимание, ясно осознанная необходимость всегда и прежде всего разобраться в чувствах и мыслях людей, а уже потом судить о их поступках, наконец, врождённая чуткость помогли ему уловить в словах, в тоне Лучининой ту самую недоговорённость, которая его насторожила. Да, да, она даже сейчас не до конца откровенна, что-то ещё было между ней и мужем, какие-то были ещё причины тех ссор, которыми кончались их разговоры.