– Что стоите? Все так плохо, ничего не взял и теперь будете молить меня замолвить за вас словечко?
От чужой грубости резко перехотелось заниматься самобичеванием из-за забывчивости.
– Отнюдь, две работы ему понравились, – Хэлла использовала все остатки своего обаяния, которое подрастеряла, сменив платья на строгий костюм, а длинные подвитые локоны на короткую мальчишескую стрижку. – Однако вы так заняты, без сомнения, важными делами! И я подумала, что могла бы сама занести работы журналисту, чтобы лишний раз не тревожить вас. Только скажите, какая комната и стол.
Помощник подозрительно сощурил глаза, оглядывая Хэллу. Но, в конце концов, он видел ее уже несколько раз, а она и без того могла свободно разгуливать по коридорам редакции и офисным помещениям. Пакостей от нее можно было не ждать, а потому помощник лишь утомленно вздохнул и буркнул:
– Вторая комната, стол в конце, у окна. Зовут Теодор Дин.
Хэлла коротко кивнула. Нужное помещение она нашла быстро. Пять столов расположились у дальней стены, пять у окна, а между ними – неширокий проход, ведущий от шкафов с утрамбованной бумагой ко входу.
Никто из журналистов даже не взглянул на замершую в проходе гостью. Она же сжимала рисунки с такой силой, словно впервые шла на собеседование, где предстояло доказать свою полезность. Сглотнув вязкую от волнения слюну, Хэлла наконец двинулась вперед. Ей аккомпанировал оркестр из стука клавиш печатных машинок, негромких переговоров и шуршащей бумаги.
Наконец показался искомый стол – последний у окна.
– Теодор Дин? – Хэлла остановилась рядом.
– Хадс! – выругался тот, сминая листок в руках. Еще несколько таких же лежали поблизости, не вместившись в переполненную корзину для мусора. – Тебе чего?
Журналист все еще не смотрел на Хэллу, занятый изучением напечатанного текста. Теодор увлеченно зачеркивал автопером слова и целые предложения, что-то бурча себе под нос.
Странный тип. Зато Хэлла могла сколько угодно его разглядывать. Иссиня-черные волосы, твидовый костюм… Это ведь он выходил из кабинета Гловера! Теодор Дин выглядел довольно молодо, у него не было острых скул и даже не просматривалась щетина. Однако широкие плечи не давали обмануться мягкими чертами лица. Между нахмуренных бровей застыли две заметные морщинки. Но Хэлла могла поспорить, что стоило Теодору расслабиться, как они бы тут же пропали.