– Где труп? – не с первого раза получилось выговорить у Светловского. Шершавый язык во рту уездного врача еле ворочался.
– В избе у Федора, – недовольно буркнул становой. Светловскому это ничего не говорило. Мало ли Федоров в России-матушке.
Специалиста по вскрытиям почти под руки проводили в арендованную на время избу. Тут его ожидала очередная неприятность.
– Рубль давай, – такими словами встретил его бородатый мужик, что переминался с ноги на ноги у покосившейся избушки.
– Что-то много… – поморщился уездный врач. – Полтинника за глаза хватит.
– Рубль, – стоял на своем хозяин убогого жилища, где предстояло проводить вскрытие. – Всю избу покойник уже продушил… Мочи никакой нет.
Светловский покопался в кармане. Рубля не находилось, хотя вчера он там ещё был.
Потерял? Опять потерял?
По пьяному делу он уже неоднократно расставался с содержимым своих карманов, но сегодня это его особенно сильно расстроило, так, что даже сердце закололо. Надо сказать, что боли в сердце у него на фоне приема алкоголя наблюдались и раньше, но сейчас – что-то очень уж сильно его прижало.
– На, подавись! – уездный врач всё же обнаружил серебряную монету с портретом Александра Александровича, но почему-то совершенно в другом кармане. Когда он её туда переложил? Этого он совершенно не помнил.
– Давайте всё же, господа, приступать будем, – проявил нетерпение судебный следователь. Ему в этой деревне совершенно некогда было лясы точить.
– Сейчас, сейчас, – пробормотал на это Светловский.
В избе, и правда, пахло очень неприятно. Судебный следователь, только в неё зашел, тут же как пробка из бутылки назад на улицу вылетел. Становой оказался более привычный к трупным запахам, только поморщился и Светловскому на труп указал. Приступай мол, доктор, нечего кота за одно место тянуть.
Светловский собрал все оставшиеся у него силы, взял в трясущуюся руку инструмент и подошел к двум сдвинутым лавкам, на которых лежал покойник.
Только-только врач наклонился к объекту судебно-медицинского исследования, как у него за грудиной словно ледяная железная рука начала сердечко сжимать. Сожмет и отпустит, сожмет и отпустит, сожмет и отпустит…
Светловского в согнутом положении словно заморозило. Даже чуть-чуть пошевелиться он боялся. Ему казалось, что даже ежели он пальцем немного пошевелит, то тут же на мелкие кусочки и развалится.