– Вот оно как! Извини, брат. Такая она, жизнь наша. Не знаешь, где и когда… Значит, ты в третьем поколении. А бумагомарание своё забыть не можешь?
– Привычка осталась. А что делать ещё? Пятый день вот сидим…
– Вот оно как! – снова повторил он свою присказку, которую часто употреблял, произнося, где восхищённо, где вопросительно, где с недоумением или сарказмом. – На пенсии думаешь мемуары писать?
– Может быть, – пожал я плечами. – Но мне до пенсии, как до луны.
– Я когда-то тоже так думал. А годы пронеслись, как истребитель на форсаже. Женат? Дети?
– Пока нет.
– А дама сердца?
Я ответил, что таковая есть. Знаком с ней два года. Но за эти два года виделись не больше десяти раз, ибо сам месяцами с такой работой дома не бываю, да и она в другом городе живёт.
– Вот оно как! – Он помолчал. – Думаешь, ждёт?
В ответ я снова только пожал плечами. Что можно сказать, если не видишься месяцами. Вроде бы ждёт.
– Тогда плесни-ка по глотку, – кинул он на бутылку со спиртом. – Расскажу я тебе, раз уж ты приметил моё молчание, о своей жизни бродячей. Может, для себя какой-то вывод сделаешь. Или, – улыбнулся грустно, – рассказ напишешь когда-нибудь.
Выпили. Закусили. Закурили.
– Родителей её знаешь? Что за семья? – затянувшись и резко выдохнув дым, спросил он.
– Нормальная семья. Отец с матерью на заводе работают. Кроме неё есть ещё две сестры и брат. Она самая старшая.
– Из многодетной семьи, выходит. Значит, не избалована. Это хорошо. На кого из родителей походит? Характером, привычками, фигурой?
Я ответил, что недостаточно хорошо знаю её родителей, чтобы сделать какой-то вывод. Ну а уж фигура-то тут и вовсе не причём. Хотя, кажется, есть сходство с матерью.
– Вот оно как! Не при чём, говоришь? – выдохнул он очередную порцию дыма. – Когда-то и я так думал. Толстая, стройная?
– Ну что ты, Семёныч!
– Я про твою будущую тёщу спрашиваю.
– А-а! Приличная, – улыбнулся я. – Под центнер.
– Тяжёлая походка, неспешные движения, слабая одышка, фигуры, как таковой, уже нет, бывают приступы ворчливости, вспыльчивости и раздражительности. И это на пятом-то десятке!
– Кажется, есть такое, – снова улыбнулся я, припомнив, что замечал несколько раз вспышки неожиданной раздражительности и ворчливости по абсолютно пустяковой причине. Но никакого значения этому не придавал.