Ощущения были такими сильными, что коже вдруг стало тепло.
Набирая силу, Желя скривилась, сощурила глаза как от яркого света и задышала чаще.
Никто не вернётся. Ни теперь. Ни на следующий день. Никто не защитил людей. Они были испуганы по-настоящему. Горящие крыши обрушились на их головы, и они едва-едва поняли, как оборвалась их жизнь. Под крики и треск горящих стен…
По щеке скатилась первая слеза.
Плакальщица выдохнула тонкой струйкой тумана, словно целуя воздух. Теперь дело пойдёт скорее.
Не найдя в себе сил и дальше сидеть прямо, Желя облокотилась на руки, сжимая край покрывала в кулаки и чуть не роняя чашу с курениями. Только светлая коса узлом лежала на лоскутном узоре.
Вдыхая воздух сквозь зубы, она представляла тех, кого больше нет. Их ужас, панику, обездоленность.
Она представляла себя на их месте.
Наскоро Желя взялась за нож и выкатила перед собой головку лука. Она нарочито медленно разрезала его на колечки, вдыхая горечь и морщась от набегающих слёз. Желя чуть опрокинула голову, чтобы увидеть чёрные подтёки облаков на тёмном небе и вообразить, что это дым сожжённой деревни достиг высоты и давит теперь на всё вокруг.
Представилось, будто в такой темноте солнце больше никогда не встанет.
Желя заплакала сильнее.
Луковый кусочек мажет по нижнему веку, чтобы слёзы ещё долго не высыхали. Губы плакальщицы дрожат уже по-настоящему, а всхлип уходит в тонкий вой.
Желя снова глядит на могилы сквозь мутную пелену, и ей хочется бить кулаками о землю.
Огонь от лучины горит до самой зари, и кажется, что это он зажигает небо.
Иван проснулся от незнакомых запахов: горячее дерево, сладкие цветы, что хозяйка дома собрала, проводив Желю, остатки теста от пирожков. Свет рассеянно плыл по стене, призванный криками птиц.
Неловко задвигавшись, чтобы не разбудить Гия, лежащего поодаль, боярин размял похолодевшие руки. Плечи болели после погребения, но, кроме этой тяжести, ничто не напоминало о бедствиях прошлого дня.
Ну, только если сам Гий.
Все образы с приходом утра размылись, сожжённые до венцов дома уже не казались такими страшными, но желания встать и посмотреть ещё раз у него не появилось.
Иван замер, когда услышал, как захлопнулась входная дверь. В главной зале кто-то хозяйничал, и из-за тихих шагов он подумал на Желю. Боярин сбросил шитый кафтан, прикрыв им ноги и живот спящего Гия, и, приглаживая волосы, вышел к очагу.