– Но мам, он же не бросил… Он же вон что тебе написал! Кстати, откуда эта записка? Где ты ее нашла?
– Ох, доченька… – у Кати на глазах снова появились слезы. – Сережка… Та, «гвоздик» с бриллиантиком… Закатилась под комод в спальне. Я попыталась ее вытащить, линейкой там шерудила, но она не доставала до сережки. А больше под комод ничего не пролазит, он же почти на полу дном стоит.
– И ты отодвинула комод?! – поразилась Агата. – Но он же нереально тяжелый!
– Я вытащила из него все, – ответила Катя. – Ящики тоже вынула… Потом позвала Васю, и мы с ним вдвоем смогли сдвинуть его с места.
– Записка была под комодом? – нетерпеливо перебила ее дочь.
– Да нет же! – Катя махнула на нее рукой. – За эти двадцать с лишним лет я трижды делала в спальне ремонт и комод, конечно же, отодвигала! Под комодом была сережка, и я ее подняла.
– Тогда где?
– Вася задвинул комод на место, и я стала протирать ящики. Потом наклонилась, чтобы вставить в пазы нижний ящик, и вдруг увидела, что за доской, которая скрепляет дно, что-то торчит, какой-то кусочек бумаги…
– Ах вот оно что… – протянула Агата. – Понятно… Видимо, он написал эту записку и спрятал в комод. А ты ее тогда не нашла, так получается?
– Ну выходит, так, – согласилась Катя. – Наверно, бумажка как-то завалилась за ящик, а потом за эту доску… Одному богу известно, каким образом это могло произойти, доча… Но писал это совершенно точно он, я видела его тетради и почерк, конечно же, помню. Особенно по-латыни, он пишет как будто письменными буквами, но каждая буква отдельно, а строчную «r» пишет как печатную.
– А тетради-то его ты зачем рассматривала? – удивилась любопытная Агата.
– Он тогда готовился, – Катя чуть не проговорилась, что Корольков восстанавливался в институте, однако вовремя осеклась: ни к чему эти подробности, подумала она и продолжила: – к экзаменам.
– Поня-я-я-ятно… То есть ты всегда думала, что он бросил тебя? А сейчас нашла записку и поняла, что он ушел вынужденно?
– Ну как-то так, да, – согласилась Катя. – Не сейчас поняла, а, скажем так, мои подозрения подтвердились. И мне так лихо, что хоть волком вой! Я ведь так и не смогла никого полюбить…
– А мой отец? – с ревностью в голосе спросила Агата. – Его ты что же, не любила?
Это был тяжелый вопрос для Кати. О том, кто на самом деле был отцом Агаты, не знал никто, даже самые близкие подруги.