– Побежала я уже, Свет, побежала! – вскинулась Людмила Павловна.
– И лед! – крикнула ей вслед Света.
Она повернулась к Королькову, который лежал с вытаращенными от ужаса глазами:
– Штаны-то надень! Грипп! На вот, – протянула она ему пластмассовую баночку. – Иди давай, писай.
Потом она снова заставила Сашу лечь на кушетку, положила принесенную сестрой грелку со льдом на низ живота, на что Корольков еще попытался пошутить: мол, не в том он сейчас состоянии, чтобы исполнять ее эротические фантазии.
В ответ Гулькина от души обматерила его, велела лежать и вышла в коридор.
Постовая сестра Люба, явно уже оповещенная Людмилой Павловной о состоянии заведующего, спросила:
– Ну что там, Светлана Николаевна?
– Да что-то из лаборатории не идут, – озабоченно ответила Света. – Где она ходит, Ниночка эта полоумная?
– Я позвоню сейчас, – решительно сказала Люба и потянулась к трубке внутреннего телефона.
– Маленькая свободна, я надеюсь? – спросила Гулькина.
Маленькой называли каморочку в самом конце коридора, переделанную под одноместную палату. Помещалось там немного: кровать, тумбочка и крошечный шкаф-ниша в углу. Зато из микроскопического предбанничка вела дверь в отдельный санузел с раковиной. Чистота там была идеальная, потому что и палата, и санузел были предназначены только «для своих». Палата эта не имела номера, так как не проходила ни по каким документам: в ней лежали только сотрудники больницы, если вдруг попадали в лапы врачей отделения неотложной хирургии, или их ближайшие родственники.
– Свободна, да, – кивнула Люба. – Там все готово. А что с ним, Светлана Николаевна?
– Да аппендицит! – с горечью воскликнула Света, словно жалела, что у Королькова всего лишь воспаление слепой кишки, а не что-нибудь более серьезное. – Главное, острый! – возмутилась она. – Кто в отделении у нас, Люб?
– Так а кто? Кто? – Люба говорила и одновременно набирала телефон лаборатории. – Кто? Але! Девочки! Неотложная. Где Нина там ваша?! Что значит – выходит?! Заведующему надо кровь на цито! Какому-какому? Нашему! Да. Быстро пусть идет!
Люба в сердцах шваркнула трубку и продолжила:
– Курицы, блин! Кто. А никого. Алексей Николаевич еще в отпуске, только в понедельник выйдет. Абрам Фёдорович зашел в третью, там надолго, два в одном, грыжа с желчным – ему кто-то из «девятки» приехал ассистировать, я не видела. Михал Рувимыч с той девочкой, которую Мусин привел в ординатуру, во второй, там мужика привезли, шесть ножевых.