Природа щедро одарила его талантами, в том числе и таким: его руки успокаивали. Как только доктор Корольков начинал осматривать пациента, у того моментально утихала боль.
– Где болит? – спрашивал Саша.
– Так вроде уже и не болит… – отвечал пациент. – Вот вы, доктор, как потрогали, так и перестало…
А потом он останется у них ночевать – в доме его друзей всегда находилось для него место: и в их студенческой хрущевской «однешке», и теперь, когда у Румянцевых появилась просторная, с огромным коридором и двумя санузлами шестикомнатная квартира. Саша иногда оставался у них – спал на диване в кабинете. И теперь он останется, Танька разберет ему диван, застелит чистое, слегка хрустящее белье и скажет:
– Ложись давай, пьянь! Спи спокойно, дорогой товарищ!
И главное, никто не станет лезть в душу, спрашивать фальшивыми голосами: «Ну как там Ариша? Как ее диссертация?», потому что все и так, без слов давно понятно и с Аришей, и с ее диссертацией. И так им будет хорошо втроем: разговаривать, шутить, зная, что тебя поймут. Даже просто молчать, и то вместе хорошо…
Утром он, выспавшись вдоволь на душистых простынях, уедет домой. А там – плевать, что в доме свинарник, оклемается болезная Вера Ивановна и приберет – завалится на кровать с новой книжкой, которую давно уже купил, да все некогда почитать.
Он очень хотел, чтобы Арина успела в аэропорт!
Саша выехал с парковки, развернул тяжелый внедорожник и, насмешливо наблюдая в зеркало, как Арина возится на заднем сиденье, пристраивая свой нулевой номер в бюстгальтер с пуш-апами, вырулил на Гоголя.
Заметив его взгляд, Арина вспыхнула:
– Что ты так смотришь?
– Я? – делано удивился он. – Я не смотрю, родная!
– Почему же? – возмущенно спросила она. – Я вижу!
– Да потому что смотреть-то особо не на что! – захохотал он в ответ.
– Ах ты наглец! Правильно мама говорит, что ты…
– Ну? Ну что я? Что?
– Что ты пролетарий!
– Ах, как страшно жить! – воскликнул Корольков. – Я сейчас заплачу! А Клара-то Захаровна, как я погляжу, прямо двоюродная сестра английской королевы у нас!
– Саша! – из глаз Арины брызнули слезы. – Ну почему ты такой?
– Какой, рыбка моя? Какой?
– Ужасный! Почему ты меня постоянно оскорбляешь?
«Потому что ты дура, – хотел ответить Корольков, но промолчал. – И правда, чего это я? Пусть ее… Все равно ничего не исправить, и она, в конце концов, не виновата, что я в свое время принял то решение». И он примирительно сказал: