Тюльпаны с Байконура. О романтической эпохе улетных достижений - страница 2

Шрифт
Интервал


Я уверена, что читатель оценит и живой язык книги, и ярких, увлеченных своим делом людей, о которых рассказывает Александр, и впечатляющие зарисовки о Центре управления полетами. А заодно и незабываемую атмосферу той эпохи, когда развивалась и крепла наша космическая отрасль. Благодаря простым людям, работавшим на нее. И вопреки всему. Обязательно читайте книгу Александра Кубасова. Она удивительная.

Светлана Богданова, писатель

Я знаю, друзья, что пройдет много лет

И мир позабудет про наши труды.

На пыльных обломках упавших ракет

Останутся наши следы.

(На мотив популярной когда-то песни О. Б. Фельцмана)

Перелет

Наш самолет высоко над облаками. Более полутора часов полета – половина пути. Мне как-то неуютно, зябко, тоскливо, в голову лезут грустные мысли.

А вот попутчикам моим, напротив, очень даже комфортно и забавно. Они удачно расположились. Между их креслами, повернутыми друг к другу, оборудован рабочий стол. Мужики не преминули этим воспользоваться. Постелили на него газетку, накромсали хлебушка, лучку, сальца, откупорили фляжку спирта и, азартно посмеиваясь, швыряют по столику картишки.

От полетных впечатлений и без спирта кружится голова, слегка подташнивает, и посему я вне игры. Кутаясь в расстеленный в кресле полушубок, вглядываюсь в сумрачную даль. Сижу, отвернувшись от игроков, уткнувшись лбом в круглый иллюминатор.

Спецборт Ту-134 на маршруте Раменский – Крайний.

За бортом плотная пелена облаков. Она тянется до горизонта, пушистым покрывалом своим укутывая землю. Как ни прищуривайся, земных пейзажей не разглядеть.

Со временем однообразная картина облачной пены утомляет взор. Отрываюсь от иллюминатора, поднимаю повыше воротник полушубка, откидываюсь в кресле. В этой расслабленной позе чувствую, как сами собой закрываются глаза. Постепенно проваливаюсь в дремотное небытие. Сиюминутные впечатления тают, растворяются, исчезают. Мысли уносятся в детство.

Я вырос там, где грязь в колен… Эти детские воспоминания замещают мои полетные впечатления. «Грязь в колен», – помнится, такими словами моя бабенька Надежда (мать моего отца) сокрушалась о том, какая же на улице непролазная слякоть.

– Куды ты в калошах-то собралси? Спаги вон отцовския одень. Грязь на улице в колен, а ты… – так, бывало, сопровождала она мой выход из чистой, ухоженной избы на раскисшую от непогоды улицу.