– Где?
– У японцев.
Он пожал плечами.
– Чудно. Мы только в прихожей были – и комнату одним глазком видели. В прихожей – картинки всякие по стенам.
Я распахнул глаза.
– А в комнате – сплошные ковры. И мебели почти никакой.
– А что за картинки?
– Картинки?
– В прихожей.
– Ой, разные.
И брат вышел из кухни в коридор.
– Ну, расскажи!
– Да картинки как картинки. Ты мою кепку не видел?
– Нет. Что за картинки?
– Да что тебе! Это и не картинки даже – бронзовые такие штуки, типа той, что у деда в комнате. На одной – лучник, на другой – стадо какое-то, быки.
Я подпрыгнул.
– А горы? Горы были?
Брат почесал затылок.
– Горы? Кажется, были.
У меня сердце было готово выскочить из груди.
– А иероглифы? Были?
– Да что ты ко мне пристал! Сходи сам посмотри!
Он нахлобучил на голову валявшуюся за тумбочкой кепку, хлопнул дверью и вышел.
Я побежал в комнату к деду. Там, между окном и шкафом, висела на стене бронзовая картина. На ней была изображена грустная девушка в длинном платье. Длинные распущенные волосы падали ей на плечи, а глаза были то ли закрыты, то ли прикрыты – то ли она смотрела вниз, то ли…
Я ахнул. Это была форменная японка.
Когда дед притопал с рыбалки, бережно спрятал удочки под свою кровать и со вздохом опустился в кресло, я пристал к нему с расспросами.
– Дед.
– Чего?
– Это у тебя откуда?
И я показал на бронзовую картину.
Дед почесал бороду.
– Не помню.
– Ну, дед!
– Чего?
– Вспомни!
Он снова почесал бороду.
– Привез кто-то.
– Откуда?
– Да не помню я! Подай книгу.
Я дотянулся до полки. Дед всегда читал одну и ту же книгу – перечитывал по сто раз.
– Вот! – Потряс книгой дед. – Вот книга! А не это ваше.
Он послюнявил пальцы и долго листал, выискивая нужную страницу. Потом прочистил горло и прочел, торжественно растягивая слова:
– Каждый раз, когда объясняешь дорогу, будто снова проходишь по ней, по всем этим привольным местам, по лесным проселкам, усеянным цветами бессмертника, и снова испытываешь легкость на душе!
Я знал, что он сейчас станет читать и через десять-пятнадцать минут уснет в кресле. Поэтому я снова к нему пристал:
– Дед, ну вспомни!
– Что?
Я показал на грустную японку.
Дед внимательно посмотрел на меня.
– Шел бы ты гулять, – сказал он сурово. – Сказал не помню – значит не помню.
И я пошел гулять. Я прошелся до Хуторской, проверил шалаш в зарослях крыжовника – цел – потом вернулся к дому, залез на гараж. С гаража было видно верхушку старой березы. Теплый августовский день медленно оборачивался теплым августовским вечером, все было залито мягким золотым светом. Я спрыгнул с гаража в кучу песка, вышел с нашей улицы и направился на соседнюю.