Раисе Яковлевне нужна была операция по зрению и курс уколов. Денег нет. Тогда, в мае, пенсии только-только начали выплачивать, и до Новосветловки выплаты ещё не дошли…
Но потом деньги всё-таки нашлись. Если есть какая-то общая черта у русского этноса, так это стремление поделиться последним: тарелкой супа, свежевыпеченным хлебом, деньгами на операцию. Я отдала ей двадцать тысяч, свою заначку с мирной жизни.
В сентябре, после курса уколов перед операцией, мы встретились снова.
– Ой, Анечка, – обрадовалась Раиса Яковлевна. – Я теперь тебя вижу. Ты в тёмное одета… и волосы у тебя рыжие, да? Теперь вижу. А раньше не видела. Это все уколы. Вот сделают операцию, совсем буду хорошо видеть.
За полгода мало что поменялось. Котёнок вырос и сбежал. Вместо супа она поставила на стол малиновое варенье. Но по дому передвигалась увереннее.
Вот только при воспоминаниях Раиса Яковлевна всё так же плакала.
– А знаешь, – сказала она, – этот рыжий мне в последнее время сниться повадился. Все снится и снится, зовёт с собой. А я же видела его мёртвым, наши ополченцы его похоронили. А ещё снится, как он догоняет меня, а я от него бегу. Но пока ни разу не догнал. Это что значит, Анечка? Это я помру скоро?
Пенсии начали выплачивать. По две тысячи рублей в месяц. Урожай на огороде в этот раз не собирала – не смогла…
Новую крышу Раисе Яковлевне тоже сделали. Красивую, в цветах итальянского флага. Дом теперь известен на всю Новосветловку: это «дом с трёхцветной крышей».
– А как мне операцию сделают, он мне сниться перестанет? Да? Перестанет?
Жить в то время на Донбассе было невозможно. Выживали.
Минимальная пенсия в ЛНР была 1800 рублей. Большинство пенсионеров столько и получали: 1800–2000 рублей. Килограмм мяса, в зависимости от сорта, стоил от 150 рублей. Проезд в маршрутке – 6 рублей.
Квартплата за однокомнатную квартиру по счётчикам для одного человека, без учёта отопления, – примерно 600 рублей.
Некоторым пенсионерам помогали дети. Но с учётом высокой безработицы чаще приходилось слышать: «Всей семьей живём на бабушкину пенсию».
Моя знакомая пенсионерка Зоя Михайловна иногда созванивалась со своей дочерью, переехавшей в Одессу. Дочь звонила матери и спрашивала, когда же та поумнеет. Дочь была уверена, что в Луганске – российские войска, колорады и ватники. Мать другого мнения. Дочь не помогала матери, потому что она выбрала Украину, а мать – нет. Не «не может» помочь матери, а «не хочет».