(Дойдя в размышлениях до этого места, Тарик с некоторой опаской покосился на шкафчик, где лежала его бляшка, но тут же успокоился: бляшка прошла через множество рук, будучи уже очищенной, и ни с кем, включая его самого, не произошло ровным счетом ничего – ни плохого, ни хорошего.)
Короче говоря, на ставшего псом Мастера посыпались невзгоды. Собственная служанка выгнала его из дома ручкой от метлы, приняв за бродячую псину, ухитрившуюся забраться на кухню. Собственный дворовый кобель задал трепку непрошеному гостю – и Мастер, перемахнув через штакетник, начал печальные странствия по своей Зеленой Околице. Пережил череду приключений – когда смешных, когда грустных, когда смертельно опасных (вроде того, как чуть не попался бродягам, охотившимся за собачьими шкурами, из которых шили зимние шапки, шубейки и втихомолку распродавали людям бедным и непритязательным). Говорить по-человечески он, в отличие от бабушки Тамаж, не мог, но, закончив Школариум и разумея грамоте, писать умел, каковое умение сохранил и в песьем обличье. После парочки неудач он все же сумел объясниться со старым Аптекарем с соседней улицы, любителем почитывать книги о всякой небывальщине. Тот и растолковал: ничего тут нет ни белого, ни черного, попадались уже такие бляшки, хоть и редко, и они умеют что-то одно-единственное, вроде иного инструмента мастерового, ни на что другое не пригодного. И растолковал, как можно себе вернуть прежний облик: это легко сделать, имея бляшку, но очень трудно ее вновь заполучить, оставаясь в собачьей шкуре…
(К сожалению, чем все кончилось, пока неизвестно – Стайвен Канг, как многие сочинители голых книжек, обожает одной не ограничиваться, а, по выражению одного из студиозусов, гнать лошадей от рассвета до заката. Вот и сейчас Мастер пока остается в собачьей шкуре, а на последней странице пропечатано, как обычно, что «дальнейшее воспоследует»…)
Может, и у бабушки Тамаж есть похожая бляшка или что-то вроде нее? И она не имеет никакого отношения к нечистой силе? Конечно, она вот только что глядела на Тарика с лютой ненавистью и шипела сквозь зубы проклятья, но это еще ничего не доказывает – отхвати кто-нибудь Тарику кинжалом ухо, он бы тоже взирал на того отнюдь не кротко, без тени доброты…
Вот тут сам собой подворачивается вопрос: а насколько можно верить рассказанной Кангом истории, есть ли на самом деле такие бляшки, не черные и не белые?