На краю стола помощника комиссара лежала свернутая газета. Лежала так, что видна была часть заголовка: «Судья Мортлейк убит»… Поверх нее расположился официальный отчетный лист, исписанный аккуратным почерком инспектора Пейджа. И поверх отчета, курок к курку, находились два пистолета. Один был «Айвер-Джонсон» 38-го калибра. Второй – автоматический «Браунинг» 32-го калибра.
Не было еще и одиннадцати утра. Дождь стучал за окнами, выходившими на набережную, и над столом горела лампа с зеленым абажуром. Полковник Маркуис, помощник комиссара столичной полиции, свободно откинулся на спинку кресла и закурил. Полковник Маркуис был высоким жилистым мужчиной; набрякшие веки придавали ему вид несколько сардонический (не совсем заслуженный). Он не был лысым, однако седые волосы уже начали редеть, словно в знак солидарности с коротко подстриженными серыми усами. В его худощавом лице угадывалось нечто безошибочно армейское, а точнее – бывшее армейское. Почему бывшее, несложно было догадаться: когда он вставал, проявлялась его хромота. Маленькие глаза, казалось, смотрят на все с любопытством.
– Да? – произнес он.
Инспектор Пейдж, молодой и не особенно амбициозный, был мрачен, как день за окном.
– Суперинтендант сказал, что предупредит вас, сэр, – ответил Джон Пейдж. – Я здесь с двумя целями. Во-первых, чтобы подать в отставку…
Полковник Маркуис усмехнулся.
– …а во-вторых, – добавил Пейдж, глядя на него, – попросить вас ее не принимать.
– А, так лучше, – отозвался помощник комиссара, – но к чему эти хлопоты?
– Из-за дела Мортлейка, сэр. Оно кажется невероятным. Как вы можете видеть по моему отчету…
– Я не читал ваш ответ, – сообщил помощник комиссара. – И не собираюсь. Инспектор Пейдж, мне скучно, чертовски скучно – просто зеленая тоска. И этот случай Мортлейка, по-моему, не предлагает ничего особенно удивительного. К сожалению, конечно. Да, да. Но поправьте меня, если я ошибаюсь. Мистер Мортлейк, недавно вышедший на пенсию, был судьей Высокого суда, отделения «королевской скамьи», работавшим в Центральном уголовном суде. Он был тем, кого называют «судьей в красном»[9], и сидел в главном зале суда, где рассматривались серьезные преступления, такие как убийства, преднамеренные или непредумышленные. Однажды он приговорил человека по фамилии Уайт к пятнадцати ударам «кошкой»