Черт! Надо что-то придумать. Если нам суждено ночевать в этом храме знаний, то стоит поискать хотя бы подстилку или кресло, иначе задница скажет мне «адье».
Подсаживаюсь к Ди, кладу руку на ее плечо, не нагло, наоборот, в этот раз действую аккуратнее, и придвигаю к себе.
– Только я думаю, что ты можешь быть нормальным парнем, как ты снова переходишь границы, – возмущается она и пытается отстраниться.
– Успокойся, Орлова. Я просто хочу спать, – снимаю с себя олимпийку и набрасываю на нее.
Возможно, я полный придурок и отвратителен этой девчонке, но не слепой. Она вся дрожит, и не от перевозбуждения, увы, а от холода.
– Если ты не против, я бы предпочел побыть несколько часов в объятиях Морфея, а не слушать твои причитания.
Укладываю голову ей на колени и закрываю глаза. Ди некоторое время даже не шевелится. Либо боится, что я опять что-нибудь выкину, либо черт его знает. Ее мысли для меня – та еще загадка.
Когда я уже почти засыпаю, и легкость мягкой волной накатывает по всему телу, вдруг ощущаю легкое прикосновение тоненьких пальчиков к своему лицу. Ди убирает челку с моего лба и оставляет ладонь на моей макушке, чем вызывает волну мурашек своими действиями.
– Знаешь, Беркутов, когда ты не стараешься быть придурком, то очень даже ничего, – шепотом признается она, явно не догадываясь, что ее услышали.
Я едва не распахиваю глаза, но заставляю себя лежать неподвижно. Так вот оно что. Вот ключ к сердцу Орловой. Разговоры по душам, милые обнимашки и батончик «Сникерса» напополам?
Правда, интуиция подсказывает, наверняка есть что-то еще… Вот только не уверен, хочу ли я узнать последний пункт.
Я ерзаю, предполагая, что Кирилл все-таки не будет использовать меня в качестве подушки, а ему нормально – как лежал, так и лежит. Мне ничего не остается, кроме как смириться и попытаться переждать час-два или сколько он так собирался спать.
Склонив голову, я разглядываю Беркутова: с закрытыми глазами он выглядит обычным парнем, далеко не бэдбоем, разбивающим женские сердца. А еще рядом с ним мне почему-то спокойно, как будто мы знакомы тысячу лет, делили вместе и печали, и радости, и даже вот так несколько раз засыпали в пустой библиотеке. Сердце в груди сжимается. То ли от тоски по непонятным ощущениям, то ли от желания, которого невозможно достичь…